Анатолий Величковский - Собрание стихотворений

Кто бьется там в последний час
За каплю света и воды?
Откуда слышен трубный глас,
Подобный трепету звезды?
Глубок и темен был овраг,
Мой конь понес меня в галоп —
Туда, где светел бранный стяг,
Где трубный клич и конский топ.
И словно молний серебро,
Застыло в блеске снежных бурь,
На каждой лошади тавро,
А груди всадников — лазурь,
А на лазури белый крест,
Как месяц — шлем, как солнце — щит,
И белый пепел горных мест
За нами облаком летит.
Доспехи древние у нас:
Копье тяжелое, да меч.
А в тороках овса запас,
Коней приказано беречь.
Мне шепчет на ухо отец:
«Стоит под деревом пастух,
То не пастух среди овец,
То лютый зверь, то злобный дух!
Он в церкви оплевал киот,
Он кровью волости залил,
Он русский обманул народ
И близких нам людей казнил».
Мне отомстить ему пора —
Я поднял руку и взмахнул —
И синей струйкой серебра
Мой меч карающий сверкнул!
Я кровь злодея стер с меча.
«Кто делал зло — умрет во зле».
Погасла в церковке свеча
Последняя на всей земле…
«Что Божье око видит,
то слышит душа человеческа»
Сказали воины в строю
И тьма проникла в грудь мою.

Где сила бранная небес?
Что эти копья и мечи
Среди технических чудес?
Что стоит свет одной свечи?
Всемирный генеральный штаб
Придумал план с названьем «Ромб»,
Надеясь, что противник слаб
Без пушек, водородных бомб,
Без мощных танковых частей,
Без флота воздуха и вод.
И смело техника людей
На Бога двинулась в поход.
От грохота железных птиц
Сорвались горы волн морских,
И отблеск атомных зарниц
Блестел на воинствах святых.
И на земле людская кровь
Смешалась с маслом из машин,
И силой атомных паров,
Над прахом городских руин,
Вертелись скалы, корабли,
Заводы, площади, мосты,
На воздух поднялись гробы,
Живые люди и кресты,
Вертелись с корнями дубы…
И сам Архангел Михаил
Ненужный меч вложил в ножны,
И снова ангел затрубил
Среди безмерной тишины.

Кто знает светлую любовь —
Тот понимает слово месть.
Кто конских не забыл шагов —
Тот знает, что такое честь.
Но я попал в иную стать.
В чужое время, в мир чужой.
Я без вести хотел бежать,
Но город вырос предо мной.
Среди машин, толпы людей
Мне некуда себя девать.
Здесь хода нет для лошадей,
И нечем всаднику дышать.
Противны мне огни витрин,
Мясные лавочки в цветах.
Я тут среди толпы один,
Похож на окуня в сетях.
В предчувствии своей судьбы
Мой конь испуганно храпит:
То вдруг взовьется на дыбы,
То пробует ногой гранит.
Поэт, певица и урод
Его схватили под уздцы.
Со всех концов бежит народ,
Бегут на помощь молодцы.
Согнув колени, куплетист
Поет: «хи-хи, хи-хи, ха-ха».
И крикнул, заглушая свист:
«Вот он — убийца пастуха!»
Народ глядит, народ сопит
И воздевает кулаки,
И гул над толпами стоит,
С ножами вышли мясники,
И завладев моим конем,
Меня ведут по мостовой,
Кричат и машут кумачом —
«Ты нам ответишь головой».
И кровью налитый поэт
Мне на ухо прочел стихи —
О том, что в мир приносят свет
Всезнающие пастухи.
Толпа (подобье саранчи)
Металась, чтоб найти топор.
Стояли, в красном, палачи,
Колоду притащил мясник,
В последний раз я поднял взор,
Стал на колени и поник…

В разлитом зарей огне
Дымился вулкан Везувий.
Ворон принес жене —
Свежую рыбку в клюве.
Просыпались в гнезде птенцы,
Жена раздавала рыбку.
Ворон, как все отцы —
Смотрел на это с улыбкой.
Он клюв поточил о сук,
Лапкой чесал за ушком.
В безмолвии леса — вдруг
Закуковала кукушка.
Это ее птенцы —
Подрастали в гнезде вороньем.
Ворон, как все отцы —
Думал о постороннем.

Кто пишет белые картины
Тот встретил творчества предел.
Я в парикмахерской седины
Оставил и помолодел.
И, принимаясь за работу,
Не вижу больше белизны,
А вижу только позолоту
Непроницаемой стены.

Жаворонок, начиная песню,
Крылышками раздвигал траву,
И взлетал, взлетал почти отвесно
С этой песней прямо в синеву.
Трепеща на месте в выси горней,
Чуть заметной делался звездой,
И оттуда крохотное горло
Выводило трели над землей.
Допевая, первый опускался,
Поднимался от земли второй,
Что б заветный ритм не нарушался —
Связи между небом и землей.
И над урожайными полями
Существа безгрешные могли
Звонкими своими голосами
Возносить молитвы от земли.
Но вчера я, выйдя в поле, слушал —
Жаворонка нет ни одного.
Даже этот жертвенник разрушен,
На земле и в небесах мертво.

Волшебно озаряя дом,
Мгновенно ослепляя взгляд,
Свой бело — огненный излом
На тучах молнии чертят.
Вся комната озарена,
Сдвигаются предметы с мест,
И тень от крестовин окна
На пепельный похожа крест.
Сиянье в комнате дрожит,
Так словно ищет форм земных,
И уступая тьме бежит,
Не в силах воплотиться в них.
И слышу я протяжный гром,
Он землю ропотом потряс —
Как бы досадуя о том,
Что свет в бессилии погас.

Пока поймет рассудок,
Что проблеск мысли был
На самой грани чуда —
Его и след простыл.
К неведомому падки
Мы подходить умом,
Но не решить загадки
В которой мы живем.
Глупец иль гений пишет —
Я вижу между строк —
Тот ниже, этот выше,
А, все же — потолок.

Отравой улица дымит,
Арабы тротуар копают,
Лом механический стучит
Да так, что уши разрывает!
А через шаг мотоциклист
Меня окатывает треском…
Все это вместе — скрежет, свист
И дым, причиной служат веской
Тому, что диавол очень рад —
Дразнить меня моим бессильем.
Я потому, по виду, свят,
Что не могу расправить крылья.

«Вон в ту рощу мы с Сережей —
После завтрака пошли,
Видим в куст забрался ежик,
Мы его в костре сожгли».
Мама сына побранила,
Даже шлепнула слегка,
Но тот час же предложила:
«Выпей, детка, молочка».
В древней Греции милейший —
Мальчик птицу ослепил. —
Малолетку суд стрейшин
К смертной казни присудил.