Мартин Опиц - Колесо фортуны

Валит валом из ворот
Весь народ,
Взяли парня в оборот!
«Отчего ж ты, брат, невесел?
Ведь немало куролесил —
Скольких с толку сбил ты, брат!
Делал умника болваном,
Застилал глаза туманом,
Одурачивал рассудки,
Выворачивал желудки,
В тигров обращал ягнят!
Набекрень сдвигали шляпы
Мы, в твои попавши лапы,
И мелькали в дикой пляске
Зданья, улицы, коляски.
Неспроста тебя винят!
Что ж! Отведай в этой клетке
Горький плод своей же ветки;
Выворачивай желудок,
Потеряй и ты рассудок.
Не уйдешь отсюда, брат,—
Будешь сам себе ты рад!»

Валит валом из ворот
Весь народ,
Взяли парня в оборот!
«Мы тебя, браток, потешим,
Языки теперь почешем.
Вспомни, старый зубоскал,
Как, твое вкусивши зелье,
Мы кружились каруселью,
Как в глазах у нас темнело,
Как в ушах у нас звенело.
Получай, чего искал!
Из пивной, бывало, выйдем —
Солнца на небе не видим,
Выпив чертову отраву,
С ходу валимся в канаву.
Вспомни, старый зубоскал,
Как луна хмельною ночкой
Нам казалась винной бочкой,
Как мы башни и курганы
Принимали за стаканы.
Вспомни, старый зубоскал!
Получай, чего искал!»

Валит валом из ворот
Весь народ.
Взяли парня в оборот!
«Козни плесть ты мог неплохо.
Отчего ж примолк, пройдоха?
Иль не знаешь, как тут быть?
Видно, в этой переделке
Ты забыл свои проделки
И, умаявшись от качки,
Стал подобен глупой прачке,
Растеряв былую прыть!
Но послушай: ведь не худо
Улизнуть тебе отсюда.
Так беги ж, спасая шкуру,
К своему дружку Амуру.
Прочь, негодный лоботряс!
Улепетывай-ка! Живо!
Мы ведь, парень, незлобивы,
Но коль снова попадешься,
От расправы не спасешься!
Что, бездельник? Понял нас?
Ну, так вот тебе наказ!»

Слышишь? Выгляни в окно!
Средь дождя и мрака
Я торчу давным-давно,
Мерзну, как собака.
Ну и дождь! Потоп кругом!
Барабанит в небе гром.
Спрятаться куда бы?
До чего же ливень зол!
Мокнут шляпа и камзол
Из-за вздорной бабы.

Дождь и гром. В глазах черно.
Слышишь? Выгляни в окно!
К черту! Выгляни в окно!
Холод сводит скулы.
Месяц спрятался. Темно.
И фонарь задуло.
Слышишь? Если, на беду,
Я в канаву упаду —
Захлебнуться можно.
Темнота черней чернил.
Дьявол, знать, тебя учил
Поступать безбожно!

Дождь и гром. В глазах черно.
Баба, выгляни в окно!
Дура, выгляни в окно!
Ах, тебе не жалко?
Я молил, я плакал, но —
Здесь вернее палка.
Иль я попросту дурак,
Чтоб всю ночь срамиться так
Перед целым светом?
Ноют руки, стынет кровь —
Распроклятая любовь
Виновата в этом!

Дождь и гром. В глазах черно.
Стерва, выгляни в окно!
Тьфу ты черт! Дождусь ли дня?..
Только что со мною?..
Эта ведьма на меня
Вылила помои!
Сколько я истратил сил,
Холод, голод, дождь сносил
Ради той чертовки!
Дьявол в юбке!.. Хватит петь!
Не намерен я терпеть
Подлые издевки.
Дождь и ветер! Шут с тобой!
Баста! Я пошел домой!

Да, я — мужчина! Кто другой
С моей сравнится силой?
Найдись такой — пляши и пой
И не робей, друг милый!

Лицом подобен богу я
И вынужден признаться,
Что пью свободно из ручья,
Где небеса струятся.

Я горд, что черпать в нем могу,
Что тем ручьем владею.
Навстречу девушке бегу —
Целую прямо в шею!

Она красна, что маков цвет.
Известно, в чем причина:
Стал тесен девушке корсет —
Понятно, я ж мужчина.

Когда в купальню к ней ворвусь,
О, как она заплачет!
Ведь я — мужчина, и, клянусь,
Немало это значит!

Да, я — мужчина, хоть порой
Одет весьма плачевно,
Но оставлять вдвоем со мной
Опасно и царевну.

Словцо я знаю, чтоб тотчас
Нежнейшие принцессы
Меня любили, а не вас,
Вельможные балбесы!

Да, я — мужчина! Суть мою
Вам лира доказала.
На ней победу я пою,
Мне хныкать не пристало!

Ведь вспоены одной рекой,
Истоком всех творений,
Воззвавшим к жизни род людской,
И божество и гений.

Тиранов я могу стереть
Победным талисманом,
Что рад скорей в огне сгореть,
Но не служить тиранам.

Он против перса вел полки
На Гранике продымлен,
И на германские пески
Швырял развратных римлян.

Взгляните: кто это сидит
Там, в африканском пекле?
Кудряв. Могуч. Огонь кипит
В очах, подобных Гекле.

Явился отрок молодой,
А тот ему надменно:
«Ты чуешь? Марий пред тобой
На прахе Карфагена!»

Велик, хотя и побежден,
Он даром не сдается.
Ведь и в беде — мужчина он,
И мир пред ним трясется.

Но внуки жалкие его
Все промотали с детства,
И не осталось ничего
От славного наследства.

Эх, племя! Не душа — а пар!
Без пользы и без славы
Вы прошутили высший дар —
Свое мужское право.

Кряхтя, с улыбкой неживой
Бредут толпой бесполой,
Тряся порожней головой,
Подобной тыкве полой.

Так старый химикус вино
Прогонит сквозь реторту —
И что ж: название одно,
А спирт и крепость — к черту!

Едва завидят женский взгляд,
Они дрожат, и млеют,
И замирают, и скулят —
Хотят, да не умеют.

Мрачнеют сердцем и лицом…
Не зря их зависть гложет:
Кто не способен быть отцом,
Тот и любить не может!

Вот отчего, гордясь собой,
Кричу подруге милой:
«Да! Я — мужчина! Кто другой
С моей сравнится силой!»

Тот тезис, в ком обрел предмет
Объем и содержанье, —
Гвоздь, на который грешный свет
Повесил Зевс, от страшных бед
Спасая мирозданье,
Кто этот тезис назовет,
В том светлый дух, и гений тот,
Кто сможет точно взвесить,
Что двадцать пять — не десять.

От снега — холод, ночь — темна,
Без ног — не разгуляться,
Сияет на небе луна.
Едва ли логика нужна,
Чтоб в этом разобраться.
Но метафизик разъяснит,
Что тот не мерзнет, кто горит,
Что все глухое — глухо,
А все сухое — сухо.

Герой врагов разит мечом,
Гомер творит поэмы.
Кто честен — жив своим трудом,
И здесь, конечно, ни при чем
Логические схемы.
Но коль свершить ты что-то смог,
Тотчас Картезиус и Локк
Докажут без смущенья
Возможность совершенья.

За силой — право. Трусить брось —
Иль встанешь на колени!
Издревле эдак повелось,
И скверно б иначе пришлось
На жизненной арене.
Но чем бы стал порядок тот,
Коль было б все наоборот,
Расскажет теоретик —
Истолкователь этик: