Дмитрий Магула - Fata Morgana

В курьерском поезде он ехал по делам,
И на ходу вагон покачивался мерно…
Смешались сумерки с дремотой пополам,
И вдруг он осознал, что сердцу стало скверно…
С трудом он позвонил, беспомощный в пути
— «Кондуктор, я схожу на первой остановке…
Когда мы будем там? Я болен… К девяти?
Не умирать же мне в вагонной обстановке!
Прошу вас мне помочь; один я не дойду…
Возьмите мой багаж: мой сак и два портфеля.
Вы обещаете? Благодарю! Я жду…»
И он, в конце концов, добрался до отеля.
Разделся. Лег в постель. Велел позвать врача
И терпеливо ждал. И снова был припадок:
Забилось сердце вновь, и, что-то лепеча,
Искал глазами он иконы и лампадок…
Приветливый, простой, с налетом седины
На темных волосах, склонился врач к больному
Прощупать слабый пульс. — «Я вижу, вы бледны
Был легкий обморок? Ну, что ж, прибегнем к брому,
Чтоб успокоить вас. Но я хочу сперва
Давленье крови знать… Сто десять… Допустимо.
Температура? О!.. Ваш возраст? Сорок два?
Мне, как врачу, все знать необходимо».
Он вынул стетоскоп; прослушал спину… грудь;
И помолчал… Потом… — «Скажите, вы женаты?
Есть дети, братья, мать, родные, кто-нибудь,
Кому могу дать знать? Кто ваши адвокаты?»
— «Но, доктор, разве я, действительно, так плох?
Я знаю, все пройдет! О, доктор, неужели
Нам стоит поднимать такой переполох?
Я просто полежу, ну, два-три дня в постели…
К тому ж, я одинок. Я вдов двенадцать лет…»
— «Тогда мой долг сказать. Скрывать от вас напрасно:
Без операции для вас спасенья нет;
Вы при смерти, мой друг, и медлить вам — опасно!»
— «Я при смерти!.. Но вы… Но вы жестокий врач!
Ваш приговор… Не ждал! Он — как удар нагайки,
Как завершение всех горьких неудач!..
А операция — скажите без утайки —
Весьма серьезная? До смерти под ножом?
Не каждый раз? Ну, да… Но весь вопрос: как часто
И сколько практика за грозным рубежом
Смертельных случаев, насчитывает на сто?»
— «Могу ответить вам: всего один процент
Имеет право ждать счастливого исхода…
В моей больнице вы мой сотый пациент:
На случаи, как ваш, теперь большая мода!»
— «Вы сами видите: игра не стоить свеч!
Не проще ль умереть без всяких операций:
Ведь, жизни, все равно, никак не уберечь.
Не лучше ль обойтись без лишних декораций?»
— «О, нет! У вас есть шанс, и шанс, скажу, шальной!
А в математике теории не лживы…
До вас — все умерли… Вы, сотый мой больной,
Вы, по теории, должны остаться живы!»

Ты не плачешь… Но, тоской томимо,
Сердце длит знакомую печаль.
Ты не плачешь; но проходишь мимо,
Торопясь и опустив вуаль…

Ты — чужая этой грубой черни:
Не поймут и скажут, что горда.
Но, когда ты в церкви, у вечерни,
Со свечей, горящей, как звезда,

Позабывши радости мирские,
Подойдешь к старинным образам, —
Скорбь и муку — все поймет Мария
По твоим заплаканным глазам…

Я тку и тку свой мир, заправив свой станок:
Свои я грезы тку, на ткани их творя,
И в комнате своей сижу я, одинок…
Но мне подвластно все: и суша, и моря,
И звезды, что с небес летят ко мне, горя.

Я вытку жизнь свою и всю свою любовь:
За ниткой нитку мне на раме ткут персты.
Короны падают и льется чья-то кровь;
Проходит мимо мир стыда и нищеты,
Проходит славы мир. А я… я тку мечты.

Мой мир, единственный, весь посвящен мечтам…
Все счастье — в творчестве! Иного не хочу!
Не то ли мир, чем кажется он нам?
Как знать, быть может, Бог… и мнится мне, ткачу,
Что в одиночестве Он ткет миров парчу…

Когда не мы причиной зла,
Оно нам, людям, неподсудно:
То — буря потопила судно,
И дом наш молния сожгла…
Но если брат поднять на брата
Свой нож предательский посмел,
Тогда пощаде есть предел,
Тогда судите супостата!
На нем — проклятия печать!
Карайте тех, чья воля злая,
Преступным умыслом пылая,
Велела сердцу замолчать.

Убежать нельзя от Рока.
Рок всегда так прихотлив,
Что нельзя узнать до срока,
Смерть грозит иль будешь жив…

Помню: ночь… Константинополь…
И, красив, как Аполлон,
Строен, как высокий тополь,
Входит юноша в притон,

Где идет в пылу азарта,
С темным случаем игра,
Где за картой метит карта
Чье-то счастье до утра.

У него в петлице астра;
Модный плащ спустив с плеча,
До последнего пиастра
Кроет банк он сгоряча!..

Сорван банк! Но пораженью
Банкомет не верить сам,
И у многих зависть тенью
Пробежала по глазам;

Только он не дрогнул бровью
И уходит, как герой,
Равнодушный к острословью
Всех следивших за игрой…
…………………………………

Ночь прошла… А утром рано
На Галате, у воды.
Прямо к телу с тяжкой раной
Шли кровавые следы…

То был он, игрок счастливый;
Но за счастье на пути
Рок потребовал ревнивый:
— «Долг свой жизнью заплати!»

Року все покорны рабски,
Без изъятья… все… любой!..
Это — К и смет по-арабски;
Это мы зовем Судьбой…

У окна в тиши дворца,
За решеткою чугунной,
В легкой дымке ночи лунной —
Очерк женского лица.
Чьей-то песне нет конца,
Черный плащ у колоннады,
А на мраморе ограды
Тень влюбленного певца…
Бьются юные сердца,
Льются звуки серенады.

В нашей жизни смерть — закон,
И для смерти нет предела…
За решеткою придела
В строгом храме чей-то стон.
Свечи… Скорбный перезвон…
Запах ладана и мира…
Гроб в цветах и пенье клира…
И по мрамору колонн
Чья-то тень кладет поклон
За ушедшую из мира.

Все было так давно, давно —
В потемках каменного века,
Когда Судьба к звену звено
Ковала дни прачеловека…

Я вижу море, небеса,
И каждый мыс, и остров каждый,
И бесконечные леса, —
Весь мир, каким он был однажды;

У серых северных морей
Я вековые вижу сосны,
Где россыпь древних янтарей
Захоронил песок наносный…

В истоме летнего тепла
В стволах сосновых бродят соки,
И ароматная смола
Течет, когда приходят сроки;

Сперва ее смывает вал,
Когда начнут расти приливы,
И где-то у подводных скаль
Хранить, как скряга бережливый;