Валентин Столяров - Герои в красных галстуках (сборник)

А вскоре пришло письмо и от разыскиваемого мною человека. Оно, а также некоторые другие документы и помогли восстановить события тридцатилетней давности, рассказать о воронежском пареньке Коле Полянском, ставшем в суровые дни войны воином.

Эшелон стремительно шел вперед, изредка приветствуя резкими гудками встречные полустанки и разъезды. Колеса мерно выстукивали свою бесконечную дробь, наматывая на чугунные тела километр за километром.

Бойцы, пристроившись у открытых дверей теплушек, молча смотрели на проносившиеся мимо поля, перелески, поселки.

— И до чего же широки воронежские просторы, — тихо проговорил кто-то из красноармейцев.

Эшелон стал замедлять свой бег. С трудом гася скорость, тяжело заскрипели буфера.

— Что за остановка? — послышалось с нар.

— Семафор закрыт. Значит, скоро и станция.

Стояли у семафора недолго, минуты три-четыре..

Затем гудок паровоза разорвал застоявшуюся было тишину, вагоны дернулись, лязгнули своими железными суставами. Засопел локомотив, сдвигая с места длинную вереницу теплушек.

Вот и станция. Сколько их уже осталось позади, исковерканных тонными немецкими бомбами, с зияющими закопченными глазницами вместо окон в полуразрушенных зданиях вокзалов, с лежащими вдоль откосов скелетами сгоревших вагонов. И все же станции не производили впечатление мертвых. Они жили, жили своей особой жизнью. Жила и эта станция. Слышались сдержанные гудки паровозов, по израненному перрону хозяином ходил дежурный по станции, неторопливо прохаживался военный патруль, у маленькой пристройки с броской надписью «Кипяток» клубилась людская очередь. Только что прибывший эшелон остановился прямо напротив иссеченного осколками вокзала. Сержант, помощник командира взвода, обратился к рядом стоящему бойцу:

— Прочти, что за станция. У тебя глаз острее моего.

— Поворино, товарищ сержант!

К теплушке подбежал затянутый в ремни лейтенант — взводный.

— Кому купить что — мигом! Стоим не более десяти минут.

Бойцы как горох посыпались на перрон. Их вмиг обступили женщины. Одни предлагали попить молочка, другие — отведать молодой картошки. Начались расспросы: нет ли среди прибывших такого-то или такого. Каждая надеялась встретить мужа, брата, сына.

Долго в Поворино задерживаться было нельзя. Узловая станция все время привлекала к себе внимание гитлеровского командования: над ней день и ночь висели десятки самолетов с черными крестами на крыльях.

Прозвучал сигнал к отправлению. Вдоль эшелона понеслось:

— По вагонам!

Поезд тронулся.

Помощник командира взвода поинтересовался у дневального, все ли бойцы успели сесть, не отстал ли кто.

— Наоборот, товарищ сержант, не только никто не отстал, а еще прибавление в нашем вагоне, — и он вывел на середину теплушки упиравшегося мальчишку лет тринадцати-четырнадцати.

— Кто ты такой и куда собрался? — строго спросил сержант.

Мальчик несколько секунд молча смотрел из-под белокурых вихров на стоявших вокруг него военных, а затем четко произнес:

— Я Николай Полянский. Еду на фронт бить фашистов.

Бойцы заулыбались.

— Не до смеха здесь, товарищи бойцы. Война не место для детских забав. Так что рано тебе на фронт, Николай Полянский.

— И все же я должен быть на фронте. Должен. И буду, — твердо сказал Коля.

Все поняли, что не детская шалость толкнула мальчика на такой шаг, а нечто большее. И Коля рассказал о себе. Коротенький был этот рассказ, ведь жизненный путь мальчика измерялся неполными четырнадцатью годами.

…Жила в одном из воронежских поселков семья Полянских: мать, отец и двое детей — Коля и Вера. Хорошо жила, дружно. Грянула война. С первых же дней отец ушел на фронт и вскоре погиб в жаркой схватке с фашистскими захватчиками. Не выдержала этого мать, слегла, а к зиме сорок второго года и ее не стало. И остались сиротами Коля и Вера.

Когда фронт вплотную приблизился к родным Колиным местам, мальчик твердо решил идти на фронт мстить за погибшего отца, за рано умершую мать, за сестру Веру.

Несколько раз пытался он сесть в проходившие на фронт воинские эшелоны. Не удавалось. Повезло вот только теперь.

Молчали бойцы, молчал сержант. Наконец он прервал затянувшуюся паузу:

— Значит, твердо решил — на фронт? А может, лучше в детдом да учиться?

— Нет. Только на фронт, — в голосе мальчика послышались упрямые нотки.

— И все же рано тебе, сынок, воевать. — Помощник командира взвода погладил своей большой шершавой ладонью непослушные вихры мальчика. — Так что на ближайшей остановке мы тебя пересадим на встречный поезд и поедешь ты назад в свое Поворино. А за отца и мать мы отомстим.

Но нескоро наступила эта первая остановка. Шел тяжелый для нашей страны сорок второй год. На юге, левом фланге протянувшегося на тысячи километров фронта, назревали большие события. Советское командование подтягивало туда значительные силы. Почти без остановок спешили к этому участку фронта эшелоны с войсками и техникой.

Эшелон, в котором находился Коля, проносился через разъезды, полустанки и станции. Общительный мальчик быстро подружился со всеми бойцами взвода. Его присутствие напоминало им о доме, о родных и близких. Но если вначале солдаты относились к нему как к ребенку, то после одной бомбежки, когда Коля не убежал в укрытие, а помог раненому бойцу выбраться из-под обломков вагона, они приняли его в свою боевую семью как равного.

В августе 1942 года военная тропа привела Николая Полянского в Закавказье. Он стал солдатом седьмой роты 808-го полка 394-й стрелковой дивизии.

Летом сорок второго года неблагоприятная обстановка сложилась для наших войск на Ростовском направлении. Гитлеровцы, используя преимущества в живой силе и технике, захватили Ростов и, переправившись через Дон, вышли к Краснодару. Фронт вплотную приблизился к Кавказу. Тридцать отборных немецко-фашистских дивизий рвались к богатейшим нефтяным источникам.

Вражеским дивизиям противостояли немногочисленные войска Закавказского фронта, которые были сосредоточены в основном на Черноморском побережье. Перевалы Главного Кавказского хребта прикрывали лишь отдельные подразделения наших войск. На заоблачных высотах начались ожесточенные схватки между советскими войсками и вымуштрованными альпийскими стрелками из 49-го горно-стрелкового корпуса гитлеровцев.

…Близился рассвет. Темнота шаг за шагом отступала в глубь ущелий. Отчетливее стали вырисовываться громады скал. Их окраска менялась на глазах. Только что черные, они начали сереть, становиться все светлее и светлее, как бы проявляясь на фоне неба. Но в долинах и ущельях все еще господствовала ночь.