Ирина Кнорринг - После всего: Стихи 1920-1942 гг.

И хочется крикнуть: «Мне больно!
Я долго, я страшно больна!»
Над черной, ночной колокольней
Блестит неживая луна.

И первым раскатистым лаем
Мне вторит бессонная ночь…
Я слабая, глупая, злая,
И кто мне посмеет помочь?

Я вижу, как длинные тени
Трепещут под белой стеной.
Я знаю: подает по ступеням
Безликий — жестокий — чужой.

Он может смеяться беззвучно,
Пройти сквозь закрытую дверь.
И снова мне страшно, мне скучно
От невыразимых потерь!

Молчанье, пустое молчанье.
Тяжелый, бесформенный мрак.
И тяжко — глухое рычанье
Кого-то узнавших собак.

Мы давно потеряли дорогу
К напряженней и призрачной цели.
Мы не верили детскому Богу,
А другого найти не сумели.

Мы совсем перестали смеяться
И любить непонятное небо.
Видишь: нервно-сведенные пальцы
Ищут корку тяжелого хлеба.

Мы не ждем сокровенного чуда
И давно разучились молиться.
И глядят, и томят отовсюду
Равнодушные, скучные лица.

В этом мире огромных свершений,
В мире неповторимых созвучий
Кто нам тихого Бога заменит?
Кто нас детскому счастью научит?

У нераскрытого окна
В спокойном деревенском доме
Доверчивая тишина
Томит сладчайшею истомой.

От тишины, от пустоты
Душе спокойнее и проще.
(Так медленно в осенней роще
На землю падают листы.)

И тихих мыслей череда,
Не торопясь, проходят мимо.
Что жизнь надраено прожита,
Напрасно и — непоправимо.

Что грустно падают года,
(Как листья осенью туманной)
Что я не так уж молода,
Не радостна, и не желанна…

Звенит комар. Да вдоль стены
Паук плетет седые путы.
И грустной нежностью полны
Мои вечерние минуты.

Вечерами в комнате отельной,
Всю ее внезапно полюбя,
Я ласкаю песней колыбельной
Слабого и нежного тебя.

Я спою о том, как дни скользили,
Как мелькали мутные года.
Расскажу большие сказки-были
Про зверей, поля и города.

Расскажу о море темно-синем,
О большой и путаной судьбе,
О какой-то сказочной России,
Никогда не ведомой тебе!

И под гнетом прежних слез и бедствий,
Опустив на лампу абажур,
Про свое оборванное детство
Колыбельной песней расскажу…

Я снова верю пышным фразам
О чистоте, о глубине,
Я верю маленьким рассказам
О глупом счастье и весне.

Я верю всем рукопожатьям
И всем волнующим словам.
Земного, маленького счастья
Глухой тревоге не отдам.

Я верю в то, что будут снова
Мне сниться творческие сны,
Что счастьем древним и суровым
Мы будем вновь напоены;

Что никогда не буду знать я
Пустых и одиноких дней,
И станут люди — люди-братья —
Незаменимей и родней.

За это право — ждать и верить,
И видеть мир, каким хочу —
Бесславной, одинокой смертью
Я, не торгуясь, заплачу.

Как страшно умереть — сойти на нет,
Безропотно исчезнуть, раствориться.
И сон о смерти — этот страшный бред —
Все чаще, все мучительнее снится.

Я просыпаюсь в ледяном поту.
Все та же комната, все те же тени.
Но все мерещится сквозь темноту
Меня преследующее виденье.

Пустая церковь, тихо хор поет,
Цветы в гробу и бледных свеч мерцанье.
И где-то рядом мечется мое
Еще живое, четкое сознанье.

Нам не радуга в небе сияла
В тот седой, обезумевший день —
Нас дождливая муть провожала
И чертила круги на воде.

И когда потекли над волнами
Чем-то близкие сердцу места —
В этот час не звучало над нами
Легендарное имя Христа.

Но с тех пор суеверно храним мы
Всю тоску этих призрачных дней —
Очертания смутного Крыма,
Силуэты ночных кораблей.

Я люблю заводные игрушки
И протяжное пенье волчка,
Пряди русых волос на подушке
И спокойный огонь камелька.

Я люблю в этом тихом покое,
После бешеной сутолки дня,
Свое сердце, совсем ледяное,
Хоть немножко согреть у огня.

Я люблю, когда лоб мой горячий
Тронет ласково чья-то ладонь.
А в углу — закатившийся мячик
И бесхвостый, облупленный конь.

Позабыв про тоску и усталость,
Так легко обо всем говорить…
Это все, что мне в жизни осталось,
Все, что я научилась любить.

Зачем я прихожу в Ваш темный дом?
Зачем стою у Вашей страшной двери?
Не для того ли, чтоб опять вдвоем
Считать непоправимые потери?

Опять смотреть беспомощно в глаза,
Искать слова? Не находить ответа?
Чтоб снова было нечего сказать
О главном, о запуганном, об этом?..

Вы скоро уезжаете на юг.
Вернетесь для меня чужим и новым.
Зачем я Вас люблю, мой тайный друг,
Мой слабый друг, зачем пришла я снова?

Простим ли мы друг другу это зло?
Простим ли то, что ускользнуло мимо?
Чтобы сказать спокойно: «Все прошло,
Так навсегда и так непоправимо».

Измены нет. И это слово
Ни разу не слетало с губ.
И ничего не стало новым
В привычно-будничном кругу.

Измены нет. Но где-то втайне,
Там, где душа совсем темна,
В воображаемом романе
Она уже совершена.

Она сверкнула жгучей новью,
Жизнь подожгла со всех сторон.
Воображаемой любовью
Реальный мир преображен.

И каждый день, и каждый вечер —
Томленье, боль, огонь в крови.
Воображаемые встречи
Несуществующей любви.

А тот, — другой, — забыт и предан.
(Воображаемое зло!).
Встречаться молча за обедом
Обидно, скучно, тяжело.

Круги темнее под глазами,
Хмельнее ночь, тревожней день.
Уже метнулась между нами
Воображаемая тень…

А дом неубран и заброшен.
Уюта нет. Во всем разлад.
В далекий угол тайно брошен
Отчаяньем сверкнувший взгляд…