Ирина Маркова - Стихотерапия

Окликнув нас, вперёд идущих,

Нам вслед кричат: «Менталитет!»

Но, кроме пьянок всемогущих,

Альтернативы, право, нет:

Ведь после пьянок постоянство

Гармонии царит везде,

И расширяется пространство,

И приближаешься к звезде.

Мы, вкупе с истиной простою,

Своё величие несём,

И так приятно со звездою

Поговорить о том, о сём.

Так много звёзды совмещают,

Сияньем озаряя ночь —

И путь кремнистый освещают,

И за пивком сгонять не прочь!

О вас писал! «Чего же боле?»

Так мне и хочется сказать.

Душа была ещё в неволе:

Могли и выслать, и сослать…

. . . . . . . . . . . . .

А высылали плодовитых,

Настырных, тех, кто посмелей,

Друзей имел кто знаменитых,

Кто доказал, что был еврей.

. . . . . . . . . . . . .

Онегин, как и прежде, франт.

Одет он нынче от Версаче.

То ли банкир, то ли гарант,

А может, олигарх… тем паче…

Писать серьёзно – не игрушки.

Сейчас и прежде – чёрт один.

Я вам пишу товарищ Пушкин,

Или, вернее, господин.

О, Пушкин! Как Вы были правы!

Всё тот же в обществе изъян,

Нам просто не найти управы

На изменившихся Татьян.

Онегины, куда деваться? —

В банкиры лезут, как один,

И «от Версаче» одеваться

Привыкли с детства до седин.

Талантам все открыты двери,

Но если глубже поглядеть,

То наших Моцартов – Сальери

Так и стремятся подсидеть.

Хоть классику менять негоже —

Уж это точно знаем мы —

Но Пугачёв и Моцарт тоже

Не избежали б Колымы.

Предприниматели, евреи,

А также слова мастера —

Покорный Ваш слуга Андреев,

Et cetera, et cetera.

К нам, посторонние, не лезьте —

У гениев один маршрут:

Мы, Пушкин, были б с Вами вместе

«Во глубине сибирских руд».

С тех пор Сибирь и многолика —

Будь ты философ иль прораб.

Будь ты еврей страны великой,

Петра ль Великого арап.

Но не умрёт в сердцах надежда,

Что будет заклеймён злодей,

И из «сибирских руд» как прежде

Мы будем жечь сердца людей.

…Садовник Штурм строчит донос:

«Гер Ломонософф не зер гут.

Разбиль мой губ, разбиль мой нос.

Мой гости – швах!

Мой стол – капут!

По Ломонософф плакать тюрм.

Его проделка нет пощад…».

К великим Аушев взывал —

Немало он стихов сложил,

О Ломоносове ж писал,

Что Бог на д; ушу положил.

Суд над поэзией вершил —

Звал Гёте, Гейне и иных,

Сам Ломоносов поспешил

Послушать Аушева стих.

В поэзии переполох —

Идёт брожение в умах:

Мол, наш поэт смертельно плох,

А Гёте крикнул: «Полный швах»!

И Ломоносов с ними схож —

Он молвил на немецкий лад:

«Его проделка нехорош,

Его проделка нет пощад!»

И Гейне вторил: «Что за чёрт!

Пожалуй, это – не зер гут!

Майн Гер зер шлехт, хотя и горд,

Его поэзии капут!»

«Достала эта круговерть!» —

Сказал герой: «Они всё лгут!

Что немцу тюрм, что немцу смерть,

То мне зер шон, то мне зер гут!»

Не говори всерьёз о грустном…

Твоё мне горе не понять.

Мне прописали сок капустный,

Чтоб тонус жизненный поднять.

. . . . . . . . . . . . . .

Не надо плакать дорогая…

Смотри копейка под ногой!

Смотри-ка, тётенька какая!

Смотри-ка, дяденька какой!

Не надо нынче о высоком,

Твоё мне горе не понять,

Насыщен я капустным соком,

Чтоб тонус жизненный поднять.

Не говори мне о разлуке,

Послушай, милая, разок —

Ведь я не праздно, не от скуки

Употребил капустный сок.

Знай, что поэтом я родился,

О чем ты думаешь, о ком?

Капустным соком поживился —

Не водкой и не коньяком.

Зато теперь я полон силы,

Коль воин – буду воевать,

Не кстати думать мне о милой —

Пора шедевры создавать.

Я, если что всерьёз наметил,

То и на сок махну рукой,

Мой стих польётся, свеж и светел —

Знай, я ведь дяденька такой!

Вызывало уваженье,

как навстречу пауку,

презирая притяженье,

муха шла по потолку.

И сама не понимала,

на какую муку шла.

Да – любила! Да – страдала!

Да – наивною была!…

Как поэт, готов признаться я,

Пригубив слегка стакан,

Наблюдал, с какою грацией

Полз на кухне таракан.

Вызывает уважение —

Говорю не для красы —

Таракана продвижение,

Ножки, рыжие усы.

Своему инстинкту следуя,

И презрев препятствий вал,

Полз он, сам того не ведая,

Как бедняжка рисковал!

Посмотрите-ка внимательно:

Таракан с героем схож,

Мухи ж просто привлекательны

И паук-злодей хорош.

С недостатками, изъянами

(я душою не кривлю) —

Восхищаюсь тараканами,

Мух же попросту люблю!

В чём же истина искомая

Среди пафосных идей —

Да, бывают насекомые

Привлекательней людей.

…Я любовалась, как танцует небо

Над бесконечной сценой бытия.

Невдалеке, не ведая рассвета,

Мужчина застывал на остановке.

Его передвижная неподвижность

Клонилась к одиночеству столба…

Когда бы ни пригрезился поэту

Неясный путь, дорога иль судьба,

Тогда он, не дождавшись до рассвета,

Стремится к одиночеству столба.

… Она стихи слагала смело, ловко,

Уставясь в столб, эмоций не тая.

… Мужчина застывал на остановке

Над бесконечной сценой бытия.

Он застывал, не ведая причины,

В недвижном одиночестве столба.

Сказала Нина: «Ах, какой мужчина!

Обидно. Неужели не судьба?»

Мужчина шёл, в рассвете застывая,

Держась за столб, пытаясь не упасть,

А поэтесса, рифмы подбирая,

Испытывала пламенную страсть.

Стихи слагала, прыгали страницы,

А Нина, как поэзии раба,

Глядь: а мужчина искренне стремится

Приникнуть к одиночеству столба.

Она творит, не ведая рассвета.

Нахлынул вдруг поэзии аврал —

Мужчина. Столб. Как это у поэта?

…А он, как видно, сильно перебрал.

Столб ухватил небрежно и неловко,

Она же поэтична, как во сне,

Идёт к мужчине, что на остановке,

И разговор заводит в тишине: