Фердинанд Фингер - Избранное

Не открывай, гордыня, дверь ко мне, прошу.

Клянусь я в гости не приму тебя на самом деле,

С тобой вдвоем я в абсолютном одиночестве умру,

Да под чужим забором, даже не в своей постели.

Гордыня думает: она умнее всех,

Гордыня осуждает все, на всех кивая,

Гордыня – это против Бога, это – смертный грех,

Гордыня – разрушение, и как же люди этого не понимают.

Гордыня никогда не слушает других,

И никогда нет у гордыни Бога,

«Я жизнь делаю сама, не надо мне других

Дурацких их советов, да еще в мою дорогу».

Я сам – хозяин жизни, а не Бог,

Мне опиум народа, ну, совсем не нужен,

Хозяин жизни – я, я сам себе помог,

Вот с Богом ты, а беден, болен и простужен.

«А я не болен, хоть без Бога и богат,

Имею все, о чем ты и мечтать не смеешь.

Эх! Тоже в бочке Диоген, Сократ,

Учить горазд, а больше ничего ты не умеешь».

Вот жизнь идет, живет в гордыне человек,

Но постепенно замечает, что-то тут неладно,

А что неладно, он не понимает, как на грех,

Что он живет без веры – на душе прохладно.

Ведь если ты гордыней вознесен,

И ставишь выше ты себя людей и Бога,

Ты потеряешь все, что нажил, будешь потрясен,

С гордыней в рубище отправишься в дорогу.

Но как же так, ну, почему, ведь по закону жил,

Подумаешь – считал, что нету Бога.

Гордыня защитит меня, чтоб кто-нибудь не укусил,

Богатство не отнимут у меня, я всех порву у своего порога.

Воистину Господний путь он неисповедим,

И разорившийся гордец не понимает,

Ну, почему вдруг нет семьи, он гол, один,

Стоит в пыли дорожной, и никто ему не помогает.

А потому в гордыне всех он обсмеял,

Не понимал, не ощущал чужих страданий,

Гордынею руководим, он никому не помогал,

Христа распятого не видел ран и истязаний.

Наверняка такой теряет все – ему конец,

Гордец! Закрыта в рай тебе заветная лазейка,

Ты жизнь прожил, зазря «мудрец»,

И этому виной гордыня – ей цена копейка.

Елейным голосом шепчи приятные слова,

Которые, ну, так приятно слушать,

– Ты самый умный, ты единственный красавец у меня,

Совсем не лжец – ты самый прямодушный.

И в прямодушие свое поверил он,

Хоть он и лжец, и проходимец от рожденья,

Что Лесть враг искренности позабудет навсегда,

И позабудет, что на глаз кривой, в том нет сомненья.

Лесть существует тем, что впереди имеет цель,

Без цели льстить она тебе не будет,

И если что-то будет не по ней,

Она тебе гримасу скорчит и тебя забудет

Забудет навсегда и матом обзовет,

И позабудет, что всего назад минуту льстила,

Еще и по лицу пощечин надает,

В полицию потащит, в ней такая сила.

Иль называя самым честным на земле,

Лесть не добившись цели, назовет сейчас же вором,

И за ухо тебя поволочет на смех людей,

Чтобы испачкать несмываемым позором.

С другой-то стороны, ну, кто тебя поднимет над землей,

Сказав, что ты известный, самый лучший тенор в мире,

Хотя ты нотки ни одной не пропоешь,

Ну, может быть наедине с собой в квартире.

Ну, Бог с ней, все-таки Лесть лучше лжи.

В сравненьи с завистью не так опасна,

И слушать так приятно Лесть, не чаяв в ней души,

Особенно по пьянке кажется она прекрасна.

Поэтому расправа с Лестью в общем-то проста,

Ты или слушай, иль совсем не слушай.

Ты или слушай, льсти ей иль домой беги, душа,

Заткнувши ватой по дороге уши.

А вообще не надо заниматься в жизни кутерьмой,

Запомни: Лесть – враг искренности, это понимаю.

Не льсти другим, всегда будь честным пред собой,

И встретишь сотню раз грозу в начале мая.

И вообще не слушай Лесть зазря, не поддавайся ей,

А денежки в кармане целые останутся, ей Богу,

Ты искренность и честность встретишь у друзей,

И будет легкой светлой для тебя дорога.

Ты посмотри, с какою льстивою улыбкою цыган

За той копеечкой протягивает вдруг ручонку,

Но ты за льстивою улыбкою почувствуешь обман,

Не дашь, и на лице цыгана злость, проклятия вдогонку.

А Ложь и Зависть – те всегда при ней,

Они с Гордыней вместе проживают.

Четыре эти сущности прекраснейших людей,

Частенько без зазренья совести уничтожают.

Мой дорогой читатель, с льстивым не дружи!

Ведь он наверняка когда-нибудь тебя обманет,

Ты лучше с Искренностью сердце подели,

И на душе твоей намного легче станет.

Вот забрезжил рассвет над родною деревней.

Началась потихоньку, потайно возня.

И хозяйки с охапкой отсыревших поленьев

К печкам встали, зажегши дрова.

И склонившись к тазам с подоспевшей опарой,

Замесили ко благу для жизни хлеба.

И полоскою рдеющей тоненькой алой,

Засветилися вдруг над землей облака.

Вот дымок потянулся над крышами,

В тишине звонкий радостный крик петуха,

А полоска рассвета все выше и выше

Потянула туманы земли в облака.

Спешит петух приветствовать товарок,

Спросонья крик срывается в фальцет.

Из хлева раздается блеянье баранов,

И сочное мычание коров в ответ.

Стучит, хозяйку умывая, рукомойник,

Уж постепенно зорька на дворе.

Вот предстоит хозяйке утренняя дойка,

Чтоб молоко парное было на столе.

В другой конец села прошел пастух неспешно,

Змеею волочится кнут, он кнутовищем на плече,

А кирзовый сапог не поднимает пыль известно,

Пока роса лежит и на траве, и на земле.

Скрипят калитки и ворота, открываясь,

И с нетерпением, мыча, на улицу выходит скот.

И солнце, от верхушки леса отрываясь,

Определяет время то, когда восход.

Ленивые собаки лают на скотину,

Им тоже хочется побегать по полям.

А скот проходит мимо горделиво,

И цепь толста, да и нельзя туда.

Какой же разнобой в том деревенском стаде,

Хозяйские характеры и нравы в нем всегда.

Одни драчливые, мычливые некстати,

Другие молчаливые, спокойные проходят на поля.

Цветов смешение, пород и роста,

Вон маленькая козочка зажата средь коров.

А вон баран какой-то пегий, вон коза в полоску,

Ну, армия Наполеона при разгроме, хохочи до слез.

Ну, вот позавтракали муж и дети.

Теперь пора хозяйке браться за дела,

Она ответственна за все на свете,

Должно быть в доме хорошо, а если плохо, то беда.

Ведро воды и тряпка, и подол заткнут за пояс,

И на коленки круглые встает она,

Прогнувшися в спине, трет половицы, поправляя волос,

Который выбился из-под косынки – красота!

Тихонько тикает настенная кукушка.

Муж на работе, дети в школе – трели соловья.