Мильхар - Тёмная поэзия

Ничего. За осенью зима

Ярким снегом по грязи завоет,

Сбросит грязь из сердца и ума,

Только шрамы на руках не скроет.

Мягко гаснет жертвенный огонь,

Мне шутя мигают угольки.

Вкруг костра хожу я посолонь,

Сцеживая влагу из руки.

Кровь неспешно каплет на траву,

Пьет мою любовь сыра Земля,

И, качая мудрую сову,

В тишь гудят седые тополя.

Боги рядом смотрят на меня,

Ирия окно в ночи горит,

Кровь тихонько каплет на углях,

И Огонь мне шепотом шипит.

На душе пишу кинжалом вязь,

И она течет, таясь в лесах.

Звездоньками тихо становясь,

Кровь моя летит на небеса.

Боги рядом шепотом поют,

У болот танцуют камыши.

Жизнь, смеясь, я жертвую свою,

Сцеживая гущу из души.

И тебе рубинные цветы

Принесет Ветрило-вьюговей.

Жертвую себя, пусть знаешь ты,

Для того, чтоб ты была моей.

Я должен идти.

Не могу оставаться в начале пути.

Ждет дорога меня в бесконечную даль.

Успокойся, пусть тихо умолкнет печаль.

Я должен идти!

Прощай.

Я, как воин умру по дороге вперед,

Я, как волк, побегу через лед и песок,

Пролетая оленем сквозь бурю и лед!

Я живу, как огонь, лишь в движеньи, как зверь!

Мне так много до смерти осталось пройти.

Поверь.

Я должен идти.

Я крылат! О, Боги! Я летаю!

Мне за миг до смерти крылья дали,

Чтоб увидеть то, что я не знаю –

Солнцем окровавленные дали.

Виду бронзу рек, поля родные,

Степи с волосками трав лежащих,

Голые пустыни золотые,

Скалы, льдом покрытые блестящим.

Всюду: на льду, песке и глине,

За Богов, за женщин и за злато.

Человек погряз в гнилой трясине,

Счастье убивает злым булатом.

Боги! Жизнь и крылья заберите!

Ввысь я полечу, навеки молод,

В мир, где нету зла, меня возьмите!

В царство, где царит огонь и холод!

Луны лицо серебристое

Располосано веткой заснеженной.

Как нерв, дорога ребристая,

По полям по пухлым, изнеженным.

От звезд повеяло холодом,

Бородой – облака не небес лице.

Снежинки, как девочки молоды,

О Морозе поют, ледяном отце.

Леса со снегами целуются,

Твердый холод всю ночь песни пел, любя.

Ветра льдом обветренным дуются.

Зима! Я, твой сын, улетаю в тебя!

Посмотри на меня своим взглядом надменным

перед тем, как в мои погрузиться флюиды.

Твоё грехопадение шло постепенно,

отражённое как мироздания виды.

Ты упитан судьбой, изящен и гладок

и добился того, к чему шёл пядь за пядью? -

раз желаний увидеть желаешь остаток,

над моею склонившись тихою гладью?

Хочешь видеть грядущее или былое?

Сокровенную тайну или интригу?

Так смотри – ничего никогда я не скрою,

если жизнь привела тебя к этому мигу!

Дни и ночи, ликуя, бейся в экстазе

или рви свои волосы от сожаленья.

Серебро отразить я сумею от грязи,

Как тебя от твоей трепещущей тени!

На обман я отвечу обманом таким же,

Покажу тебе истину, если ты прав!

Среди тысячи глаз твои я увижу,

В них своим отраженьем призрачным став!

От солёной слезы мне ни будет ни прока,

как от крови, пролитой во имя чего-то..

Я – из бездны в реальность смотрящее око,

Для кого-то источник, кому-то болото.

Для одних ты – судья, другим – подсудимый,

Мы с тобою немного поэтому схожи.

Только я беспристрастно, а ты – только мнимый,

рассуждающий лишь, справедливее кто же!

Бросишь камнем в меня – напрасно жди чуда!

От него не пойдут, расплываясь, круги…

Суеты я даю тебе образ, покуда

Сатана или Ангел не крикнут "БЕГИ!"

Кто – "ВПЕРЁД!", а кто-то, наверно – "НАЗАД!"

Я совета не дам, куда сделать твой шаг.

А сказало бы если – то невпопад,

потому что ни друг я тебе и не враг,

но немое свидетельство мыслей и действий

твоих смертных грехов и твоей благодати.

Сотворяй и мечтай! На меня не надейся,

с глубины раз меня увидевший, кстати!

Для твоей жалкой плоти, как чувств, я бездонно.

Не боишься парить в остывшем нутре,

погружаяся, смертный, в вечности лоно,

где для света и тьмы не место игре!

Сердце мое – фонарь изо льда.

Внутри его страсти пылают.

Но крепок тот лёд – и никогда

От жара огня не растает.

В свете вечернем

Между небом и льдом,

Где порочные чувства,

Нет связи имен.

Имя ничто, имя пустяк.

Имя свое ты отдашь просто так.

Грубые ласки…

и руки чужие схватят тебя и швырнут на постель.

Сладость разврата подобная яду…

Но оттого ее любят сильней!

Не отбрасывая тени,

Мы летим во мгле ночной.

Лишь луна на небосводе,

Лишь луна, да мы с тобой.

Путь наш странен и ужасен.

Мы летим во мгле ночной.

Нет покоя и убийцу

Все никак мы не найдем.

Ты любил меня, а муж мой

Был никчемен, зол и груб.

Как могла я уклонялась

От твоих горячих губ.

Но так сладко пахнут травы,

Чуть умытые росой,

Что однажды ночью темной

Я пришла к тебе домой.

Ты, конечно, помнишь, милый,

Как прекрасен этот грех.

И что той же ночью темной

Нас зарезали двоих.

Но не скроется убийца-

Мы найдем его, друг мой.

И тогда пускай пощады

Просит он у нас с тобой.

Поцелую тебя я в губы,

Поцелую тебя я в глаза.

И в мечтах рисовать ты будешь

Уже не ее, а меня.

Сладкий сон тебе смежит веки:

Хорошо у меня подремать!

Та – другая пусть рвет и мечет:

Не ее ты захочешь ласкать.

А кто-то лишен лабиринта

И мучится жаждой неволи.

Нельзя не довериться боли,

Сжигающей день без остатка –

Пространство и время иллюзий,

Что любят плеваться в Луну,

Кидаться в нее чем попало.

Мучительно чувствую жажду

Того, что так тянет отвергнуть,

Что близко и так запредельно,

Как собственный глаз.

Такая смешная печаль.

Не думай, что сможешь понять,

Не верь, что захочешь забыть –

Вернешься на круги своя.

Бывает тоска ни о чем,

Бывает томленье нигде, –

Очерченный знак на воде,

Туда, где швыряли копьем,

Пытаясь сломать отраженье

Чего-то в себе самом.

Как это и не грустно,

Но умереть мне суждено.

Но как же так? Внутри все пусто,

Лишь имя вертится одно.

Последнее желанье, говорите?

Сейчас скажу… Ну что ж, пускай

Как только вы меня казните,