Юлия Друнина - Стихотворения (1942–1969)

Как сегодня светло
На душе и в квартире!

Ах, дорога, дорога, вот она —
Развернулась во всей красе.
На колеса опять намотана
Бесконечная лента шоссе.

Ах, дорога… Шуршат колеса.
Воздух плотен, прохладен, чист.
Взглянет встречный водитель косо,
И опять — только ветра свист.

И опять… Будто нет на свете
Ни забот, ни тревог, ни страстей —
Только гулкий, упругий ветер,
Вечный спутник больших скоростей.

Я из себя несчастную не строю:
Есть дело,
Есть любовь
И есть друзья.
Что из того,
Что быт мой неустроен?
Нам неромантиками быть нельзя.

Быт неустроен?
Ну и слава богу!
Не это ль вечной юности залог?
Мы молоды,
Покуда нас в дорогу
Еще зовет походный ветерок,
Покуда снятся поезда ночами,
Покуда скучным кажется покой.

А коль любовь
Нас держит на причале…
Подумать надо о любви такой!

Я люблю это время,
Когда с рюкзаками
Уезжают студенты
На практику и в экспедиции.
Я люблю это время,
Хотя за моими плечами
Не семнадцать,
Не двадцать
И даже не круглые тридцать.

О походная юность,
Подруга моя дорогая!
Где меня ты покинула?
Как мы простились с тобою?
В торопливо отрытых
Ячейках переднего края?
На ничейной земле?
После первого боя?

Чем была моя юность?
Смертями друзей.
Канонадой.
Городами и селами,
Утонувшими в дыме…
Может быть, потому,
Что не прожита юность
Как надо,
И сердца у солдат
Остаются навек молодыми…

Вспоминаю знойные долины,
Вспоминаю вечные снега.
Вьется, вьется лента серпантина,
Теберды петляют берега.

И над этой развеселой речкой,
Что всегда волнуется, спешит,
Абазинка, стройная как свечка,
Плакала, обняв рукой самшит.

Так ты мне запомнилась навеки,
Так вошла мне в сердце, Теберда, —
Слезы и смеющиеся реки;
Снег и солнце,
Радость и беда.

…Я теперь на Севере.
Так что же?
Душу в том оставила краю,
В тех долинах,
В тех горах,
Похожих
На любовь твою.

Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку —
Меня…

Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной —
Растерянной, несмелой —
Я припадаю к твоему плечу.

Морячок идет по городу —
Бескозырка,
Брюки клеш.
Он вышагивает гордо:
Понимает, что хорош.

Ах, походочка вразвалку,
Блеск надраенных штиблет
Шутят девушки:
— Как жалко,
Что матросу… десять лет!

Я любила твой смех,
Твой голос.
Я за душу твою
Боролась.
А душа-то была
Чужою,
А душа-то была
Со ржою.
Но твердила любовь:
«Так что же?
Эту ржавчину
Уничтожу».
Были бури.
И были штили.
Ах, какие пожары
Были!
Только вот ведь
Какое дело —
В том огне
Я одна горела:
Ржа навеки
Осталась ржою,
А чужая душа —
Чужою…

Откуда в толстухе курносой,
Недавно к нам въехавшей в дом,
Так много мещанского форсу?
Соседкам кивает с трудом.
Горда с подчиненными мужа,
К ней с просьбой о соли не лезь.
Что слабую голову кружит,
Откуда нерусская спесь?
…Работница моет посуду,
Скучает «сама» у окна…
Откуда такая, откуда?
Во всем нашем доме одна!
Идут пересуды по жакту,
Мальчишки хохочут опять:
«Такой бы ворочать, как трактор,
На ней бы возить да пахать!»
И правда — из девочки слабой
Она превратилась теперь
В огромную дюжую бабу,
Едва проходящую в дверь.
И пусть поправлялась бы с миром —
Была бы душой хороша!
Да жалко и страшно, что жиром
Порой заплывает душа…

Сорваны двери с петель.
Порохом воздух пропах.
Гудит революции ветер
В оборванных проводах.

Сухо щелкают пули
В стены глухих домов.
Красногвардейцы уснули
Возле ночных костров.

В кожанке, в кепке мятой
У боевых пирамид
Красногвардеец Ната
На карауле стоит.

Где-то в ночи таятся
Последние юнкера.
Девушке восемнадцать
Исполнилось лишь вчера.

Смотрю на нее сквозь годы
И юность свою узнаю:
Идут ополченцев взводы,
В нестройном идут строю.

Неспевшимися голосами
Поют о священной войне.
И полковое знамя
Мечется в вышине.

В большом полушубке овчинном
Девчонка идет с полком,
Подтягивая мужчинам
Простуженным голоском.

Юность! Легко шагая,
Ты скрылась навек в огне.
Но вышла юность другая
Сегодня навстречу мне.

Поземка метет и кружит —
В тайге не найти дорог.
Дрожит от сибирской стужи
Палаточный городок.

По Цельсию снова тридцать.
Работа здесь нелегка.
Снимешь на миг рукавицу —
Белеет твоя рука.

Морозами продубленная,
Земля — лишь коснись — поет.
Здесь первые эшелоны
Возводят в тайге завод.

И стужа напрасно тужится,
Все ветры в бой побросав:
Стоит, словно памятник мужеству,
Девушка на лесах.

Я взгляда не отрываю
От девушки в вышине —
То юность моя боевая
Машет рукою мне.

Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он неподвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна —
Он носит раны, словно ордена!

А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд —
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасешь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле…

Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?