Юлия Друнина - Стихотворения (1942–1969)

Мы — современники ракетных,
Летящих к звездам кораблей.
Что нам, казалось бы, до бедных
Курлыкающих журавлей?

А может, вправду устарели,
А может, вправду не нужны
И соловьев полночных трели,
И плеск волны,
И блеск луны?

Неправда!
Мы не стали суше:
Чем ближе до чужих миров,
Тем горячее в наших душах
К земной поэзии любовь.

И знаю я, что мой праправнук
На Марсе затоскует вдруг
О Черном море,
Волжских плавнях,
О птицах, что летят на юг.

И будет он тревожным взглядом
Искать в космической дали
Свою любовь,
Свою отраду —
Свою шестую часть земли.

Ты помнишь? — в красное небо
Взлетали черные взрывы.
Ты помнишь? — вскипали реки,
Металлом раскалены.
Каждое поколение
Имеет свои призывы:
Мы были призывниками
Отечественной войны.

В буре больших событий
Люди быстрее зреют:
Мы Родине присягали
В неполных семнадцать лет.
Дружили в боях вернее,
Любили в боях острее,
Сильнее горело сердце,
Стуча в комсомольский билет.

Сердце всю жизнь не может
Так беспокойно биться —
Больно такому сердцу,
Тесно ему в груди…
Други мои, ровесники,
Нам ведь уже за тридцать!
Други мои, ровесники,
Молодость позади!

Кажется, нам простительно
Немного увязнуть в быте.
Други мои, ровесники,
Кажется, не секрет,
Что даже призыв эпохи,
Ветер больших событий,
В тридцать не так волнует,
Как в восемнадцать лет…

Что ж так меня тревожит
Голос локомотива?
Что же зовут, как в юности,
Дорожные огоньки?
Да, каждое поколение
Имеет свои призывы,
Но мы, поколение воинов, —
Вечные призывники.

Город начинается
С палаток,
С неуюта,
С песни молодой
И с того, что бегают ребята
По утрам на речку за водой.

А любовь?
Где у любви начало?
Вместе с нами,
Верность нам храня,
Ты, любовь,
По стройкам кочевала,
Грелась у походного огня.

…Город начинается
С ошибок —
Там прорабы жизнь клянут свою
Город начинается
С улыбок,
Город начинается
В бою.

В том бою
Сдвигают с места горы,
Словно боги,
Создают моря.
…И любовь мы строили,
Как город, —
Ошибаясь,
Радуясь,
Горя.

Мы окрестим
Наших рук созданье:
Будет в новом городе у нас
Площадь Верности,
Проспект Признанья,
Будет улица Влюбленных Глаз.

Этот город,
Взятый нами с бою,
Станет городом счастливых встреч.
В этом городе.
Нам жить с тобою.
Этот город
Нам с тобой беречь.

В соседнем кинотеатре
Последняя лампа тухнет,
А в доме у нас зажегся
В одном из окошек свет:

Стараясь шагать бесшумно,
На коммунальную кухню,
В прозу кастрюль и тарелок,
Вступил молодой поэт.

Еще не имеет парень
Отдельного кабинета,
Еще и стола для работы
Себе он не приобрел.

Но, если сказать по правде,
Парню плевать на это:
Шаткий кухонный столик
Заменит письменный стол.

Громко поет холодильник.
Бойко щелкает счетчик.
Кран подпевает басом.
Сердце в груди поет…

Как хорошо на кухне
Сидеть над стихами ночью,
Если живешь на свете
Всего двадцать первый год!

Восемь квадратных метров —
Кто говорит, что тесно?
Всю солнечную систему
Поэт поместит сюда.

Будут почет и деньги,
Будет он всем известен,
Только таким богатым
Не будет он никогда…

Накрахмаленной скатерти
Шепот кичливый,
Седовласых гостей
Именитые гривы —
Может, в этом и нету
Плохого, по сути,
Только мне неуютно
В парадном уюте.
От обедов-обрядов,
Торжественно-пресных,
Я порой отдыхаю
В закусочных тесных.
Там с фабричной девчонкой,
Над скромной едой,
Я себе почему-то
Кажусь молодой.
Мы стоим и болтаем
За столиком голым,
Будто снова я девочка
Из комсомола,
Будто снова студенчество,
Через разлуку,
Из своих общежитий
Протянуло мне руку…

Так бывало со мною исстари,
Так осталось и до сих пор:
Мне не надобно тихой пристани —
Подавайте мне шумный порт!

Чтоб гремели подъемными кранами
Отплывающие суда,
Чтоб покачивались за туманами
Незнакомые города.

Мне и люди такие по сердцу,
Мне такие нужны друзья,
Что с великими планами носятся —
Пусть и выполнить их нельзя.

И смотрю на тебя я пристальней,
Мой любимый, с недавних пор:
Мне не надобно тихой пристани —
Подавайте мне шумный порт!

Я помню:
поднялся в атаку взвод,
Качнулась
земля родная.
Я помню:
кто-то кричал
«Вперед!» —
Может, и я,
не знаю.

Ворвались
в немецкие блиндажи
Мы
на сыром рассвете.
Казалось,
стоит на свете жить
Ради мгновений этих.

…Я помню:
в тиши тылового дня,
Где-то на формировке,
Впервые в жизни моей
меня
Обнял лейтенант неловкий.
И руки мои не сказали:
«Нет!» —
Как будто их кто опутал,
И думалось:
я родилась на свет
Ради такой минуты.

…Я помню:
в родильном покое —
покой,
Он мне,
беспокойной,
странен.
Здесь тихо,
как вечером над рекой,
Плывут,
словно баржи,
няни.
Мучения,
страхи
уже позади,
Но нет еще
трудных буден.
Я думала,
дочку прижав к груди,
Что лучше минут
не будет.

…Я помню
другое рождение:
в свет
Моя появилась книга.
И снова казалось —
сомнений нет,
Счастливей не будет мига.
Но сколько еще
таких же минут
Мне довелось изведать.
Да здравствует жизнь!
Да здравствует труд!
Да здравствует
радость победы!

А если
приходится нелегко,
Меня не пугает это:
Да здравствует
жизни великий закон —
Смена зимы и лета!

Вопреки столичному порядку,
Городским привычкам вопреки,
Плачет, разливается трехрядка
На проспекте у Москвы-реки.

На глазах сконфуженной милиции,
«Москвичам» и «Волгам» на беду,
Молодухи с каменными лицами
И поют и пляшут на ходу.

А за ними, в окруженье свиты
Из седых, заплаканных старух,
Паренек студенческого вида
Про камыш во весь горланит дух.