Юлия Друнина - Стихотворения (1942–1969)

Нынче траур,
земля в печали:
Хи-ро-си-ма! —
как боли крик…
А у вас
в этот день —
венчанье…
Как мы раньше
не замечали,
Что отец ваш —
такой шутник?
Для чего бы ему,
иначе,
Свадьбу праздновать
в этот день —
День,
когда над землей маячит
Вашей дьявольской бомбы тень?
Раскрасневшись,
сияют лица,
Оглушает оркестров гром:
Замечательно
веселится
Этой ночью
ваш Белый Дом!
Что же это? —
Издевка,
символ:
Мол, пора
сентименты —
прочь?..
Под проклятия
Хиросимы
Как вам пляшется
в эту ночь?
Как хохочется,
как вам пьется?
Белоснежен ли
ваш наряд?
Неродившиеся
уродцы
Кулачками
вам не грозят?
Нет!
Оркестр заглушает звуки
Журавлиных бумажных крыл,
Каждый
вам пожимает руки,
С дочкой Джонсона
каждый мил.
Ваш избранник
умен и статен,
Жизнь вам дарит
одни цветы.
Мне вас жалко:
кровавых пятен
Никогда
вам не смыть с фаты…

Когда
взлетали к небу
города
И дымом уносились ввысь
деревни,
Издалека,
величественный,
древний,
Сиял Ташкент,
как добрая звезда.
Да он и вправду
доброй был звездой
И самым щедрым городом
на свете
Великой
опаленные
бедой,
К нему стекались
женщины
и дети.
Забудут ли
когда-нибудь
они,
Согретые тобою,
о минувшем? —
Твои
незатемненные огни
И скромное
твое великодушье?
Да,
скромное,
неброское.
Порой
Как будто виноватое немножко:
Мол, я обычный город,
не герой,
Мне не грозят
обстрелы и бомбежки.
Я не Москва,
не Минск,
не Ленинград,
Я — тыловик,
хоть в том не виноват…
И вдруг
в Ташкент
нагрянула беда:
Страшнее бомб
подземных гроз раскаты!
Здесь фронт,
передний край,
здесь все солдаты.
Теперь в тылу
другие города.
…Вновь
люди выбегают за порог,
Полы и стены оживают снова,
Опять
земля уходит из-под ног —
В прямом,
не переносном смысле слова.
Моя земля!
Что сделалось с тобою?
Ведь другом
ты была на поле боя!
Ты помнишь,
как, отчаянно бранясь,
Мы падали,
спасаясь от налета,
Коль в пыль —
так в пыль,
а если в грязь —
Так в грязь:
В твоих объятьях
замирала рота.
Земля,
пехоты верная броня,
Как храбро
защищала ты меня!
А ведь была
изранена сама,
Истерзана траншеями,
устала…
Так что ж,
земля,
теперь с тобою стало?
Качаются
деревья и дома,
И ты опять
уходишь из-под ног…
Но знает город —
он не одинок:
Трубят фанфары звонкие
ветров,
Летят
листвы зеленые знамена.
В Ташкент!
В Ташкент!
К нему со всех концов
Как в дни войны,
приходят эшелоны
Теперь
они на выручку спешат —
Здесь
и Москва,
и Минск,
и Ленинград.
Спокоен,
и трагичен,
и велик,
Антенны душ
на мужество настроив,
Сражается
наш город-фронтовик —
Собрат
военных городов-героев!

Не скрывают здесь счастья и гнева,
И едва ли кого удивит,
Если будет свистеть королева
И подпрыгивать архимандрит.

Раньше в матч я, признаться, бывало,
Выключала приемник, ворча:
«Жаль, что страсти такого накала
Разгорелись вокруг… мяча!»

Но, попав в Лужники случайно,
«Заболела» я в тот же день,
С уваженьем постигнув тайну,
Украшающую людей:

В сердце взрослого человека
Скрыт ребячий волшебный мир,
А футбол — это детство века,
Это рыцарский наш турнир.

Здесь прекрасны законы чести,
Здесь красив благородный бой,
Каждый рад быть в опасном месте
Каждый жертвовать рад собой.

Здесь сопернику крепко руку
Побежденный с улыбкой жмет —
В том товарищества наука
И достоинства высший взлет!

…Всплески флагов. Свисток арбитра.
И трибун штормовой прибой.
Это — лучшая в мире битва
И гуманнейший в мире бой.

О, как были бы мы спокойны,
Как прекрасна была бы жизнь,
Если б все на планете войны
На футбольных полях велись!

Не обращаюсь
к знаменитым людям —
Общаться с ними
мне не довелось.
Давайте с вами,
миссис Смит, обсудим
На нашем —
скромном —
уровне
вопрос.
Вы помните
пустой полночный город,
Уснувшего Арбата
тишину,
Дробь наших каблучков
и наши споры
Про все на свете —
даже про луну?..
Сейчас
года и океан
меж нами
И черный дым
неправедной войны.
Однако
на волну воспоминаний
Свои сердца
настроить мы вольны…

…В раковине
крошечной эстрады,
С головой,
откинутой назад,
Дочь республиканца
из Гренады
Запевала
марш интербригад.
В раковине
крошечной эстрады,
В русском парке
у Москвы-реки
Худенькой москвичке
из Гренады
Подпевали
мертвые полки.
За ее
покатыми плечами
Проходили
в боевом строю
Русские,
французы,
англичане —
Рыцари всех стран,
что защищали
Горькую
Испанию мою.
Да, мою,
поскольку в пятом классе
Я бежала защищать
Мадрид —
Я
и рыжий конопатый Вася,
Что потом
под Ельней
был зарыт.
Нас
домой с милицией вернули…
Шли года.
Была я на войне.
Но болит
невынутою пулей
То воспоминание во мне…
Энн,
была я бесконечно рада,
Что
приемной дочери Москвы —
Худенькой смуглянке из Гренады —
Долго
аплодировали вы.

Мы шли в отель
сквозь весь уснувший город.
Вы помните
московскую весну,
Дробь наших каблучков
и наши споры
Про жизнь и смерть,
про мир
и про войну?
И был, конечно,
разговор о детях.
Узнала я,
что Джон у вас —
добряк.
Готов
отдать он нищим
все на свете
И обожает
кошек и собак.
Шутили вы.
И только на прощании
Вдруг бросили:
«Забыть мы
не должны —
Мятеж,
когда-то вспыхнувший
в Испании,
Стал первой искрой
мировой войны…»
Прошли года.
И многое — меж нами.
Но, может,
вы услышите меня?
Поговорим.
Конечно, о Вьетнаме —
Испании
сегодняшнего дня.

Когда
над полями риса
Тревожно
гремят тамтамы
(Вот так же
у нас по селам
В войну
грохотал набат),
Детей
затолкав в укрытье,
Не прячутся с ними
мамы —
На пост свой,
схватив винтовки,
Привычно
они спешат.
Пикируют
бомбовозы,
А женщины —
как тростинки.
На тоненькую
фигурку
Пикирует
самолет!
Еще не бывало
в мире
Трагичнее
поединка:
Прищурившись,
из винтовки
Тростинка
по асу
бьет!
Все стихнет.
Живые
мертвых
Без слез
и без слов
оплачут
И, стиснув до боли зубы,
Вернутся в поля
опять.
До следующей бомбежки…
А как поступить
иначе?
Нельзя
малышам без риса,
Нельзя
урожай не снять…