Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы

Дочь удаляется; усмешка
В ее глазах; уж страха нет;
«Со сборами не очень мешкай!» —
Мамаша говорит вослед.
Дочь благонравно отвечает
Наклоном русой головы;
И вечер, полный синевы,
На небе звезды зажигает;
И вместе с Ваней на вокзал
Уже наш Гранин побежал.

Маньчжурия еще тех дней,
Когда дорогой правил Хорват,
Своей известный бородой;
Маньчжурия перед войной
Лет за восемь; еще пустынен
Простор лесных, гористых мест;
Как крепостца — любой разъезд;
И перегон, что очень длинен,
Осматривают сторожа,
Плечо ружьем вооружа.

У станций выросли поселки,
За ними сопки, пади, лес
(Всё больше вязы, реже — елки),
И бронированный экспресс
Гремит по рельсам издалека:
От самого Владивостока
До Петербурга декапод
Толпу транзитную везет.
Тут иностранный дипломат;
Голландцы, индусы, датчане;
В его вагоне-ресторане
И наши питерцы сидят.

Подняв надменно нос утиный,
Мамаша, сидя рядом с Ниной,
Вплетает в русский разговор
(Торжественного ради часа)
Французских фраз трескучий вздор
Из институтского запаса;
Напротив, втиснутый в сюртук
Путейца, упирая важно
В крахмал кадык многоэтажный, —
Внушительно молчит супруг.
Кругом над пищей ресторанной
Народ лопочет иностранный;
Все одобряют русский стол,
Который, коль сравнить с французским,
Желудкам европейским, узким,
Хотя и несколько тяжел,
Но всех столов премного лучше;
А знаменитая vodka
Хотя горька, хотя крепка,
Но хороша; и кто-то учит
Ее бестрепетно глотать,
Чтоб после громче лопотать.

Обед идет под стук колесный,
Вагон рессорный, многоосный,
В ритмичной качке; занята
Едой, толпа не замечает,
Какие позы принимает
Провинциальная чета;
Как пыжится она манерно;
А кто и взглянет, так, наверно,
На девушку, что у окна
Сидит, безмолвна и бледна.

А за окном открыты взору
Неоснеженные просторы
Степей; они — как океан,
Но мертвый, серый или бурый:
Сжигают осенью маньчжуры
Траву; селения крестьян
Мелькают редко; по дороге
Арбу, груженную зерном, —
С опущенным покорно лбом
Бычина тащит круторогий;
Возник и канул навсегда,
Как символ вечного труда.

Как хорошо душою праздной,
Всё, всё приемлющей равно,
Следить в вагонное окно
За сменою разнообразной
Вдруг возникающих картин —
Лесов, потоков и долин,
И думать: жизнь везде одна,
Быстра, легка, неуловима,
Как поезд или клочья дыма,
Что мчатся около окна!

Везде, везде — одно и то же,
Ничто не лучше, не дороже:
За пашней лес, за лесом — дол,
За ним печальное селенье;
Всё длится лишь одно мгновенье —
Вздохнул, и миг уже прошел;
А там, на станции конечной, —
За ней уже движенья нет, —
Смерть отберет у вас билет;
Читатель, пассажир беспечный,
Спеши, покуда не темно,
Глядеть в вагонное окно!

Но Нина вовсе не философ —
Чужда торжественных вопросов;
Не различая ничего,
Взор девичий лучом печальным
Блуждает за стеклом зеркальным;
Во власти чувства одного,
Не видит Нина и не слышит,
Она порой почти не дышит
И отвечает невпопад
На материнские вопросы;
И мать на Нину смотрит косо,
И Нина опускает взгляд.

А тут еще вошедший обер
(Откормлен, не прощупать ребер
Под долгополым сюртуком)
Подходит с рапортом о том,
Что поезд перед Цицикаром,
Что там скрещенье и буфет.
«Отлично! Приказаний нет»;
Но папенька молчал недаром;
Он вспомнил: в чем-то срочность есть, —
На встречный надо пересесть.

«Ну, что ж! — ответствует супруга. —
Пусть так: дела — всегда дела!»
А дочь бледнеет от испуга,
Как снег становится бела:
Ведь Цицикар как раз та точка,
Где улизнуть хотела дочка,
Но риск не выручил, не спас!..
Что делать девушке сейчас?
Хоть под колеса, хоть в трясину,
В любой, любой водоворот,
Но ум не покидает Нину,
Хотя озноб ее трясет.

В купе идет прощанье быстро;
Отец с величием министра,
Которым он мечтает стать
При помощи жены-княгини,
Трепещущей позволил Нине
Себя в усы поцеловать;
Он говорит: «Владей собою!
Утри слезинку на носу».
Она ему: «Я отнесу
Твой саквояж». — «Что? Бог с тобою!
Зачем? Ты можешь опоздать». —
«Нет, нет!» Но тут, весь в клубах пара,
Уже на стрелках Цицикара
Вагон их начал грохотать.

Вокзал, депо и водокачка;
В поселке водка, карты, спячка;
Вот что такое Цицикар.
Ну, что еще там? Тротуар
Дощатый тянется в казармы;
В них — пограничный батальон;
И описали Цицикар мы
Детально и со всех сторон.

Изображен без всякой фальши,
Вклиняется он в наш сюжет
(Китайский город где-то дальше,
И до него нам дела нет).
Мы только церковь позабыли;
Она стоит особняком
И золотым своим крестом
Чудесно блещет в снежной пыли,
Которой воздух напоен;
Поселок степью окружен.

Отец в своей путейской форме
Налево сходит; встречный ждет;
За папой Нина по платформе
К вагону синему идет;
В окошко мать глядит; и Гранин,
Навстречу бросившись, застыл:
Он Ване за спину отпрянул,
Ванюша друга заслонил.

Они стоят, понять не в силах,
Что план разбило их во прах;
Но Гранину как будто знак
Почудился в ресницах милых;
И даже ручка за спиной,
Обтянутая белой лайкой,
Велит (в тревоге отгадай-ка!)
Не то «за мной», не то «постой».

И девушка в вагоне скрылась,
Влюбленный открывает рот,
Что это робость иль немилость?
Что дало новый оборот
Всему, условленному точно?
Нечаянно или нарочно
Был милой ручки быстрый знак?
А колокол уж три удара
Пробил; заверещал свисток,
И поезд, с первым клубом пара,
Сейчас помчится на восток.

Что делать? Ждать или садиться?
На что-то следует решиться
И срочно что-то предпринять,
Иначе девушка опять
С отцом своим в Харбин умчится!
Но тут — уже в последний миг,
Когда свистка раздался крик
Басистый и прощально-длинный,—
У двери появилась Нина;
И, в шубке белой так стройна,
Из заскрипевшего вагона
На золотой песок перрона
Поспешно спрыгнула она.

Тут Гранин к ней. «Нет, погоди ты!» —
Она ему почти сердито
И торопливо говорит;
И личико ее горит;
И он впервые волевую
Увидел складку меж бровей
На милом лбу любви своей,
Увидел складочку такую,
Что, не ответив ничего,
Подумал про себя: «Ого!»

А Ниночка к экспрессу мчится;
Вот их вагон; в окошке — мать;
Ну, что же — ручкой помахать:
Я тут, мол, и спешу садиться.
Ведь и экспрессу дан свисток.
И, потревожившись немножко,
Мадам отходит от окошка —
Дочь к месту возвратилась в срок.