Леопольдо Лугонес - Огненный дождь

Прогнав ночную тьму, свет зоревой
течет по зеленеющей долине
сверкающей бескрайнею рекой.

Но солнце не взошло еще доныне;
вокруг все замерло — и вот возник
его огромный лик в сожженной сини,

как оглушающий вселенский крик.

БЕЗМОЛВИЕ

К молчащим устам фонтана,
прохладу и влагу ища,
тянутся руки хвоща
безмолвно и неустанно.

Здесь сад глядит исподлобья:
покой его не тревожь.
Молчащий фонтан похож
на мраморное надгробье.

Единою тишиной
вечность весь мир укрыла,
и скрыты фонтан и могила
одной и той же травой.

В МИНУТУ ПОКОЯ

Затихший мир засыпает.
И тополь зеленой кроной
небесную синь заслоняет.

Он жаждет — ввысь устремленный,
свободный, обретший сознанье —
узреть красоту мирозданья
в лазурном окне небосклона.

ЗАСОХШАЯ РОЗА

Засохшая роза среди пожелтевших бумаг,
хранимая бедным влюбленным поистине свято;
должно быть, любовь, что его захватила когда-то,
из памяти не уходила никак.

Наверно, была для него та любовь настоящей,
единственной в жизни, и долгие годы в печали
ласкал он цветок: лепестки под рукою дрожали, —
и розу он видел не мертвой, а спящей.

ОСЕННЯЯ РОЗА

Грусть навевает осени приход,
но, споря с однотонной полумглою,
сверкая, роза поздняя цветет —
осенним днем прекрасней, чем весною.

От дуновенья ветерка цветок
слегка дрожит и лепестки роняет.
Наступит время без невзгод-тревог,
да, к сожаленью, все не наступает.

Цветок склонился над сырой травой,
и кажется, что слезы он роняет.
Не должен наступить миг роковой,
но он однажды все же наступает.

Счастливая, не ведая тоски
в вечерний час неторопливо нежный,
прекраснейшая роза лепестки
роняет в руки смерти неизбежной.

СТАКАН ВОДЫ

Стоит стакан — обычный, тонкий, чистый,
и в нем воды серебряный покой;
чиста вода, как свет звезды лучистой,
сверкающей алмазом над землей.

В нем родника прозрачная улыбка,
смех речки, что доныне не исчез;
трепещущая радостно и зыбко
таинственная капелька небес.

И отраженье радуги весенней,
и солнца луч, пронзающий до дна,
и цвет жасмина в белоснежной пене,
и скатерти крахмальной белизна.

Взгляни на мир через стекло стакана,
в котором дремлет чуткая вода,
и мир предстанет, преломленный странно,
прекрасно неземным, как никогда.

БЕСКОНЕЧНОСТЬ {99} 99 Сравните данное произведение со второй строфой («Только бессонное око…») стихотворения «Белое одиночество» (сборник «Книга веры»).

Сверчок поет. Окрест из шелка
молчанье соткано, и льнет
к далеким звездам тополь колкий,
сверчок меж тем поет, поет…

Махина кружится вселенной
в зловещем зареве колец,
о, где-то здесь самозабвенно
ее сверчком заводит денно
и нощно астроном-творец.

СЧАСТЛИВАЯ ДУША {100} 100 Хорхе Луис Борхес в книге «Семь вечеров» (1980), куда вошли лекции, которые он прочитал в 1977 году в буэнос-айресском театре «Колизей», в эссе «Божественная комедия» утверждал, нисколько не сомневаясь в своей правоте: литературной основой лугонесовского сонета «Счастливая душа» стала пятая песнь «Ада». В этой песне Данте повествует о любви Франчески да Римини и Паоло Малатеста; в ней есть следующая терцина: Любовь, любить велящая любимым, Меня к нему так властно привлекла, Что этот плен ты видишь нерушимым. (Перевод Михаила Лозинского)

За горизонт шло солнце, угасая,
и наступал уже разлуки час.
Прощанье — как всегда… Но в этот раз
я понял ясно, как люблю тебя я.

Ты это поняла, не сознавая…
Настал разлуки миг? Сиянье глаз
твоих опять соединило нас.
Не в силах мы расстаться, дорогая.

Мы оба, удивленные, молчали,
но в наших душах не было печали,
и вздохи были радостно легки.

Твои уста горели жгуче-ало…
Душа твоя в ладонях трепетала,
как умиравшей розы лепестки.

ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ

Пора настала — опадает снова,
подобно дням, листва в саду моем,
но осенью сильней, чем вешним днем {101} 101 …но осенью сильней, чем вешним днем… — Ср. со строкой из стихотворения «Осенняя роза»: «…осенним днем прекрасней, чем весною». ,
льют розы аромат в тиши садовой.

Печален ты, душа твоя готова
лишь увядание узреть во всем,
но оглянись же в сумраке сыром:
пылают розы {102} 102 …пылают розы… — Пылающая, огненная роза — образ, неоднократно встречающийся в произведениях Рубена Дарио. Этот же образ «унаследовал» от Рубена Дарио и испанский поэт Антонио Мачадо (1875–1939). Вот концовка его сонета «Пылающая роза» из цикла «Апокрифический песенник Авеля Мартина» (1926): К закатному в любви идите свету, испытывая жажду постоянно, с пылающею розою в руках. поздние пунцово.

Без страха осень надобно встречать.
Цвет облетел — осталась ветвь живая.
Осталась ветвь — чтобы гнездо создать.

И ты гнездо грядущее не тронь.
Костер из мертвых сучьев разжигая,
припомни роз пылающих огонь.

УЖЕ…

Вновь осень надсадно
шуршит за окном
лозой виноградной,
горящей огнем

пурпурным. И охрой
каштан окроплен.
Воробышек мокрый
летит на балкон.

Листва под ногами
грустна и мертва.
Все в прошлом. Мы сами —
как эта листва.

Уже наступила
пора вспоминать.
Что было, то было,
не будет опять.

Уже все позднее
рассвет настает,
и все холоднее
блестит небосвод.

Мир ярок — как в призме.
Свет тихий в душе.
И скоро у жизни
ты спросишь: «Уже?»