Давид Самойлов - Избранное

Так же чист его лик,
Так же взор его светел.
Были луг и тальник,
Были травы и ветер.

Был костер и казан,
Полунощная птица.
Конь, луна и цыган.
Сны, которым не сбыться.

Путь мой юный, свет мой ранний,
Долгий свет солнцестояний.

Будут дни чуть-чуть короче,
Будут чуть длиннее ночи.

Будут чуть длиннее ночи,
Будут чуть грустнее очи.

Чуть грустнее, чуть печальней.
Свет мой поздний, путь недальний.

Знаю: дерево это в июне
Достигает духовных высот.
Как роскошно оно в новолунье,
Как сильны его запах и пот!

Расстилается лунная пажить,
Расплываясь в рассветном дыму.
Молча дерево что-нибудь скажет,
Молча месяц ответит ему.

Друг на друга с улыбкою глянут
И увидят, что скоро рассвет.
И тогда уж пернатые грянут
Уходящему месяцу вслед.

Ветер звал. Тропа вела.
Желтый мед луна пила.

Ночь была большой и сильной,
Как табун степных коней.
Лишь потом полоской синей
Прочертилось утро в ней.
Посерели небеса.
И заплакала роса.

В небесах уже мельчали
Кучи звездного зерна.
И, как сахар в желтом чае,
Быстро таяла луна.

Ветер звал. Тропа вела.
Солнце грызло удила.

Слышно все. В соседней улице
Просквозила легковая.
Ветер с яблоней целуется
До зари, не уставая.

Фортка хлопнула. Калитка пискнула.
«Скорая» проквакала сиреной.
Слышно: с расстояния неблизкого —
Крякнул дуб под тяжестью вселенной.

Слышно: яблоко, достигнув спелости,
С ветки уронилось с мягким стуком.
Каждый звук здесь остается в целости,
Не соединяясь с прочим звуком.

Даже слово медлит на губах,
Чтоб не затеряться в разговоре.
Главное, что в пятистах шагах
Молча страсти сдерживает море.

А иногда в туманном освещенье
Евангельский сюжет изображает клен —
Сиянье, золотое облаченье
И поворот лица, и головы наклон.

И, замерев, ты чувствуешь усладу
И с умиленьем ждешь своей судьбы.
И ждешь, чтоб месяц засветил лампаду,
Чтоб вознести молитвы и мольбы.

Овсяновки, малиновки, щеглы,
Клесты, кукушки, иволги, синицы.
На рассвете так они щедры,
Что нельзя не присоединиться.

Хочется защелкать, засвистать,
Повторить мотив певучей птахи.
Или с палочкой за пультом встать,
Как бывало некогда при Бахе.

Но, пожалуй, из таких затей
Только гений извлечет немало.
Без шестнадцатых и четвертей
Он услышит главный тон хорала.

Это могут Моцарт или Бах —
Всею стаей в нотный стан нагрянуть,
Рассадить на всех линейках птах,
Встать за пульт, взмахнуть смычком —
И грянуть.

Гений прост, когда часов с пяти
Птицы скопом распевают в чаще.
Вслушаться, понять, что это — счастье
И свободно воспроизвести.

Рябины легкое вино.
И синий звук. И желтый отзвук.
И все во всем отражено.
И все объединяет воздух.

И словно бы несовместимы
Сиена и ультрамарин.
Но где-то в глубине картины
Цвет слабой синькой растворим.

Не для того изобразила
Природа образец холста,
Чтоб ляпал на него мазила
Несовместимые цвета.

Она зовет не к подражанью,
Создав воздушную среду,
А к озаренному дерзанью
И кропотливому труду.

И тут уж осень золотая
Легонько постучит в окно,
Колебля воздух и глотая
Рябины легкое вино.

В уходе есть свое величье.
Когда, не подсчитав потерь,
Выходят прямо в безграничье
И не запахивают дверь.

Перед морозом, перед снегом,
Перед бесчинством непогод.
И можно ли считать побегом
Великой Осени уход?

Уж ветер северо-восточный
В листве копается, сварлив,
Как архивариус дотошный,
Долистывающий архив.

А тот архив уже не нужен.
Отказываться нам пора
От стилистических жемчужин,
От легких шалостей пера.

Ступай вдоль серого залива,
Мечи следы на пляж пустой,
Беседуя неторопливо
С землей, водой и высотой.

Мороз! Накликал сам! Ведь слово — колдовство!
Пророчества свои произносить не стоит.
А я призвал Мороз! Зачем призвал его?
Теперь, как псы, у нас ночами печки воют.

Мы можем иногда владеть толпой причин
И силою молитв влиять на ход вселенной.
Но следствия темны. Так лучше промолчим.
И лучше не дадим свободы воле пленной.

В печи березу жрет огонь,
И пес глядит, не отрываясь,
Как пламя злится, извиваясь.
А я к теплу тяну ладонь.

Увы! Романтика печей
Не привлекает москвичей!

А здесь — поленья прогорят,
Польется жаркий теплопад
Наружу из багровой топки.
Тогда заслонку затвори,
Закрой трубу. И воспари,
Разгорячившись, как от стопки.

В саду мороз острей стекла.
Но автономия тепла
Понятней прочих автономий.
При ней и проще, и знакомей
Понятия добра и зла.

Снег все же начал таять. Суть
Победна. И весна, хоть робко,
Но начала торить свой путь.
Уже подтаивает тропка.

Черны, крепки деревья так
В рисунке своего скелета,
Что могут сохранить костяк
В роскошном оперенье лета.

Уже на новом рубеже
Стоят небесные светила.
И время летнее уже
Нам радио провозгласило.

Так побеждает суть. В саду
Вокруг деревьев глубже лунки.
И радуют на холоду
Синиц серебряные струнки.

Суть времени уже ясна.
Пусть неуступчива погода,
Грядут иные времена,
Извечно, как у Гесиода.

Снег начал таять. В этом суть.
И здесь мерило высшей пробы.
Уже весна торит свой путь.
А формы тают, как сугробы.

Разговаривает ветер
С майской рощей.
Разговаривает роща
С майским солнцем.
Разговаривает солнце
С майской тучей.
Разговаривает туча
С майским небом.
Разговаривает небо
С майской речкой.