Давид Самойлов - Избранное

Земная память, в общем, пустяки.
Когда-то, может, вспомнятся стихи,
Совсем в другом, нездешнем пониманье.
Да не стихи! Две-три строки,
отнюдь
Не лучшие.
Их нынешняя суть
Скорей всего не привлечет вниманья.

Спасаться от огня и от набега,
Спасать скотов, добро, себя и чад
Простительно.
Пускай же нас простят
Герои войн и мученики века.

Славнее те, кто не бежит от бед,
Кто в страшный час свой край не покидает,
А вместе с ним воюет, и страдает,
И гибнет, не доживши до побед.

Конец системы самооправданья —
Начальный пункт самоуничтоженья.
Подобно это разрушенью зданья
От изверженья и землетрясенья.

1Јсть оправданье в самообвиненье:
К самим себе являемся с повинной;
Поэтому достойны снисхожденья.
Вот вам сюжет комедии старинной.

Когда сумеем угадать,
Что объявился новый гений,
Когда прольется благодать
В пустые окна наших келий,

Он завоюет нас легко,
Он смыслы новые заявит,
И скоро новое лицо
Словесность наша миру явит.

Усвоим мы его язык,
В ученики пойдем смиренно.
От наших пут и от вериг
Освободимся постепенно.

Пришел бы он! Пришел бы он!
Чтоб его имя воссияло.
А мы, чтоб стерлись в пыль времен,
Как будто нас и не бывало.

Добивайтесь, пожалуйста, смысла,
Проясняйте, пожалуйста, мысли.
Понимаете? Все остальное
Не имеет большого значенья.

Что есть дерево? Лишь древесина?
Или, может быть, ветки и листья?
Понимаете ли, в чем причина
Разумения и бескорыстья?

Что полуправда? — Ложь!
Но ты не путай
Часть правды с ложью.
Ибо эта часть
Нам всем в потемках не дает пропасть —
Она ночной фонарик незадутый.

Полухарактер — ложный поводырь.
Он до конца ведет дурной дорогой.
Характер скажет так с мученьем и тревогой
«Я дальше не иду! Перед тобою ширь.
И сам по ней ступай. Нужна отвага,
Чтобы дойти до блага. Но смотри:
За правды часть и за частицу блага
Не осуди, а возблагодари!»

Ах, грань тонка! На том горим!
Часть… честь… «Не это» путается с «этим».
Порой фонарик правды не заметим,
За полуправду возблагодарим.

А наши покаянья стоят грош,
И осуждения — не выход.
Что ж делать?
Не взыскуя выгод,
Судить себя. В себе.
Не пропадешь.

Если бы я мог из ста поэтов
Взять по одному стихотворенью
(Большего от нас не остается),
Вышел бы пронзительный поэт.

Тот поэт имел бы сто рождений,
Сто смертей (и даты от и до),
Было б сто любовных наваждений,
Ревностей и ненавистей сто.
Сто порывов стали бы единым!
Споров сто поэта с гражданином!
Был бы на сто бед один ответ.
Ах, какой бы стал поэт прекрасный
С лирой тихою и громогласной!
Был бы он такой, какого нет.

Он тому, что время возвещало,
В строках вещих не дал бы истлеть.
И все то, что память возвращала,
Мог бы навсегда запечатлеть.

Гений роковых сороковых,
И пятидесятых полосатых,
И шестидесятых дрожжевых,
И загадочных семидесятых,
И восьмидесятых межевых!..

Не запятнан завистью и ложью,
Не произносящий слов пустых…
Почиталось бы за честь к подножью
Гения сложить свой лучший стих.

Памятник ему нерукотворный
Я воздвиг бы, и дорогой торной
Стала бы народная тропа.
А на нем я выбил бы слова:

«Да прославятся Кирилл, Мефодий,
Петр, и Павел, и Борис, и Глеб…
Монумент единому в ста лицах…
Знаменитому во всех столицах…»

Но, конечно, замысел нелеп.

— Вставайте, ваше величество!
— К черту! Который час?
— Вставайте, ваше величество.
Дело касается вас.

— Сам пусть дела решает
Старый лентяй сэр Джон!
— Ваш канцлер, ваше величество,
Этим кинжалом сражен!

— Как это? За убийство
Будете казнены…
— Но вы отреклись от престола
В пользу вашей жены!

Ваш канцлер не понял этого
И был сегодня смещен,
Смещен ударом кинжала.
И я за это прощен.

У нас уже новый канцлер:
Юный герцог сэр Грей…
— Этот юбочник — канцлер?
Эй, стража, ко мне скорей!

Эй, молодцы, за мною!
Бейте бунтовщиков!
— В ваших подвалах, сударь,
Для стражи хватило оков.

А те, на кого не хватило,
Валяются там, во рву!..
— Но я ваш король, сударь,
Покуда еще живу!

— Архиепископ и гвардия,
Народу подав пример,
В полночь уже присягнули
Вашей супруге, сэр!

Исполнить три ваших желанья —
Такой поступил приказ.
А с третьими петухами
Отправить к господу вас!

— Как милостива королева!
Ее поблагодари.
Ведь я бы ее ухлопал,
Не дожидаясь зари.

Вели, чтоб стучались в двери
Таверны «Кум королю».
Будите красотку Мэри,
Которую я люблю.

Скажите, что некий пропойца,
Который был королем,
Просил, чтоб красотка Мэри
Прислуживала за столом.

Катите бочонок токайского,
Хочу умереть хмельной.
А вас за стол приглашаю,
Любезный убийца мой!

Второе мое желанье:
Острей наточите кинжал.
Тот недостоин короны,
Кто ее не удержал.