Давид Самойлов - Избранное

А третье мое желанье,
Чтобы к началу дня
Вы мадам королеву
Зарезали, а не меня! —

Тут принесли токайское.
И долго, себя веселя,
Они хохотали над шуткой
Бывшего короля…

Над шуткою ко-
Над шуткою ро-
Ля!
А-а!

Жили на свете Лотта
И Гензель — лесной стрелок…
Куда ты летишь по ветру,
Ясеневый листок?

Лотта была женою
Вальдмана-лесника.
И часто певала песню
Ясеневого листка.

Лотта детей рожала,
Пекла, варила обед.
Тихо в лесной сторожке
Жили двенадцать лет.

Тринадцатый год, недобрый,
Взлетел к сверчку на шесток…
Куда ты летишь по ветру,
Ясеневый листок?

В тот год явился в сторожку
Гензель, лесной стрелок.
И пил он с Вальдманом пиво.
И Вальдман поспать прилег.

А Гензель шутил с Лоттой,
Рукою к себе привлек…
Куда ты летишь по ветру,
Ясеневый листок?

И Лотта его полюбила,
Своей любви не стыдясь,
Поскольку любила в жизни
Последний и первый раз.

И Вальдману повинилась.
И тот сказал: «Не виню».
— Спасибо,— сказала Лотта.—
Тебе я не изменю.

И вышел он в лес дремучий,
В предутреннюю полумглу.
И взял он свой лук певучий,
И верную взял стрелу.

И он подошел к поляне,
Где спал беспечный стрелок.
И лук натянул певучий,
Стрелу же послать не мог.

— Зачем причинять ей горе!
И чем я ему воздам? —
Пошел он в густой орешник,
Сказал зеленым кустам:

— В зеленые руки возьмите
Певучий мой лук и стрелу,
И сердце мое пробейте,
Чтоб я не доверился злу.

И выпустил верный орешник
Стрелу изостренную ту.
Но ворон, с ясеня прянув,
Ее подхватил на лету.

И внятно прокаркал ворон:
— Зазря себя не губи.
Ведь Лотта твоя умирает.
И скоро умрет от любви.

Пришел он домой. И Лотта
Сказала: «Прости, мой друг».
Он молча сидел у постели.
И дети стояли вокруг.

Потом в ее изголовье
Медовую свечку зажег…
Куда ты летишь по ветру,
Ясеневый листок?

А утром закрыв сторожку,
С детьми пошел на восток…
Куда ты летишь по ветру,
Ясеневый листок?

Так кончилась повесть про Лотту
И Вальдмана-лесника.
Лучше не пойте песню
Ясеневого листка.

Апельсиновая ветка
Апельсины уронила.
Черноокая Росита
Габриэля схоронила.
Как он мог быка прирезать,
Как умел водить медведя,
Как ходил в ночное дело!
Но его сгубила ведьма.
Ой, мандолина!
Пой, мандолина,
Пока так запоется,
Что струна оборвется!
По усопшему поминки
Были в ночь на новолунье.
Позвала вдова весь табор.
И сама пришла колдунья.
Невеселый это праздник.
Там без песен пили-ели.
Поминали, вспоминали
О красавце Габриэле.
Ой, мандолина!
Пой, мандолина,
Пока так запоется,
Что струна оборвется!
А потом Росита встала
В черной шали-покрывале
И сказала всем цыганам,
Так промолвила в печали —
Не по-божески сказала,
Не по дедовским обрядам:
«Если нету Габриэля,
Пусть весь табор ляжет рядом!»
Ой, мандолина!
Пой, мандолина,
Пока так запоется,
Что струна оборвется!
Тут-то ведьма и вскочила:
— Вы послушайте, цыгане!
Чтобы весь наш род извелся —
Вот Роситино желанье.
А чтоб нынче не свершилось
То злодейское заклятье,
Нечестивицу Роситу
Пусть клинком заколют братья!
Ой, мандолина!
Пой, мандолина,
Пока так запоется,
Что струна оборвется!
Но заколебались братья.
А сестра вдовы кинжалом
Десять раз пробила сердце
Под шелковым покрывалом.
Словно все окаменели.
Но раздался смех бесстыжий.
То красавица колдунья
Вознеслась вороной рыжей…
Ой, мандолина!
Пой, мандолина,
Пока так запоется,
Что струна оборвется!
Если женщина полюбит,
А мужчина не полюбит,
То она в порыве злобы
Самого его погубит;
Если женщина полюбит,
А любимою не стала,
Пожелает в диком горе,
Чтобы вся земля пропала.
Ой, мандолина!
Пой, мандолина,
Пока так запоется,
Что струна оборвется!..

Ехал король на охоту,
Встретил цыганку Уцу.
Сразу в нее влюбился.
Вскоре на ней женился.

И принесла ему Уца
Четырех цыганят кучерявых.
Утром, едва проснутся,
Время проводят в забавах:
Лазают по заборам,
Рвут дорогие платья.
Словно для знатных принцев
Нет другого занятья.

Помер король. Оставил
Детям четыре царства.
Стали они королями.
Тут и пошли меняться
Замками и городами.
Город — на кобылицу
Мавританской породы;
Замок, леса и воды —
На заморскую птицу.

Часто они съезжались.
Тогда вынимали скрипки.
Долго играли на скрипках,
Покуда не уставали.
А когда уставали,
Тут же и засыпали.
И даже во сне пели,
А в безлунные ночи
Ходили в соседние страны.
И табуны угоняли.

Но возмутились бароны:
«Что это за государи?
Зачем играют на скрипках?
Зачем поют при гитаре?»

И собрались бароны,
Пришли в королевский замок,
Где не было обороны,
И королей убили.

Потом заперлись бароны
С прелатами в тронном зале.
И короля выбирали.
Долго его выбирали,
Между собой препирались,
Но выбрали государя.

Тот не играл на скрипках,
Только правил и правил.
Он половину баронов
На эшафот отправил,
А остальные бароны
Радовались и похвалялись
Тем, что в живых остались.

А внуков Уцы прогнали
Обратно в цыганский табор.
И стали ее внуки
Цыганскими королями.

Они на скрипках играют.
Они поют при гитарах.
На старых гадальных картах
Есть их изображенье.

Жил-был король Гильом Второй
И мирно правил он.
И всем, кто кланялся ему,
Он отдавал поклон.
Но в королевстве — трам-тарам! —
Суровый был закон.
Чтоб каждый не в свое не лез.
Иначе дураку,
Который не в свое полез,
Оттяпают башку.
Пахали пахари его,
Погонщик гнал осла,
И дева милая одна
Ягненочка пасла.
И музыкантша там была,
Прелестная Мими,
Она играла — трам-тарам! —
На флейте до-ре-ми.
Зачем же им в чужое лезть,
В дела не по плечу
И ради этого башку
Подставить палачу?
Король уехал отдыхать.
Остался у руля
Его сиятельный маркиз
Картон де Труляля.
И он нарушил — трам-тарам! —
Законы короля.
И каждый не в свое полез
Порядку вопреки,
Поскольку страх у всех исчез
Остаться без башки.
Пошли портные воевать,
Жандармы — петь в церквах,
А мукомолы — суд вершить,
Воссев на жерновах.
Вручили звание посла
Погонщику осла.
Мими маркизу Труляля
Ребенка принесла.
Одна лишь дева — трам-тарам! -
Ягненочка пасла.
Так каждый не в свое полез,
В дела не по плечу.
Стать воспитателем детей
Осталось палачу.
Пока отсутствовал король,
Сбесилась вся печать.
И цензор начал сочинять,
Редактор — запрещать,
А сочинитель в цирк пошел
И так смешил народ,
Что мог наверняка попасть
В опасный оборот.
Но в королевстве — трам-тарам!
Все шло наоборот:
Того, кто не в свое полез,
Все чтили, как божка.
И возносилась до небес
Дурацкая башка.
Пришел из отпуска король.
И увидал король,
Что каждый подданный его
Не ту играет роль.
Башмачник пел, судья латал,
Хорист ковал металл,
Писатель в цирке гоготал,
Палач детей питал.
Но вмешиваться — трам-тарам!
Король в сие не стал.
Поскольку не в свое полезть
Не пожелал король.
Он сел с девицей на осла
И поскакал в Тироль.
Адье, мадам, адье, мосье!
В Тироль! В Тироль!