Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Когда я вышний воздух рвал
Пустынной птицей буйнокрылой
И водоскаты низвергал,
Топя снега кипящей силой, —

Я знал все облики твои,
Все бытия в тебе явленья —
От взора чревного земли,
До взгляда нежного томленья.

Каждый вечер ткани ткать
Ало-золотые,
А соткавши — расстилать,
Разостлавши — вышивать
Крылья голубые.
Сизым алость затмевать
И станок отодвигать
В облака ночные.

«Ах, какое алое!
Мама, посмотри!
Это — платье алое,
Где ж лицо зари?»

Темной ночью в лес вошла,
Листик, ветку подожгла
И ушла.
Тлело ночью, вспыхло утром
Под веселым перламутром.
В желтом пламени береза,
В красном пламени осина,
Пламя, пламя емлет лес.

Вышла ткани ткать на небо,
Ткала ало-ало-ало,
Небо тканью покрывала
И пурпурно-кровяные
Выпивала зорецветы.

Всех белее ствол березки
Свесил желтенькие слезки.
Под березу опустила Алый нимб.
Алым нимбом осенила
Утомленного вечерней
И открыла
Лик вечерний.

Стелет ткани свои золотые,
Ткет и стелет царевна Заря.
Вышивает цветы голубые.
У царевны коса вороная.
Распускает косу вороную,
Самоцветные камни вплетает,
И полмира под косу ночную
Вплывает.

Полюбилися отроку ткани,
Золотая работа царевны,
На заре он на холмике станет
И глядит, как цветы голубые
Затмевают атласную алость.
Теплят слезы глаза молодые.
Теплит сердце небесную жалость,
Распуская косу вороную.

Самоцветные камни вплетая,
Опускает царевна сиянье.
Отрок, нимбом наивным сияя,
Созерцает ночное молчанье.

Высокую башню построил
Из самого белого камня,
Из самого нежного камня
Высокое ложе устроил.
И ночью покоился с ночью,
И утром туманился с утром,
И днем выпускал на молитву
Троих голубей сизокрылых.
И реяли сизые крылья
В глуби-голуби недотечной.
И реяли сизые крылья
На тканях царевны предвечной.
И башня белела
У грани предела.

Приполз к белой башне
И лег у подножья —
Остались на пашне
Следы кровяные —
И стонет.

Пришла с длинной грудью,
Пустой и холодной,
И девочкой белой,
Немой и голодной, —
И стонет.

Пришел седовласый,
Звеня кандалами,
Потешил ребенка
Своими цепями —
И стонет.

Стон цепенеет.
Башня темнеет.
Алое сердце изранено.
Кровь багрянеет над пашнями,

Падают башнями
Тучи бесшумные.
Своды завалены,
Кровь заливает развалины,
Липкая, красная.
Где ты, царевна прекрасная,
Ясная?..

Трубу к устам твоим,
Забывшим крики.
Закрыты небом огневым
Иные лики.

Земля зажглась. Опять
Рука подъята.
Узнай меня, как мог узнать
В огне заката.

В твоем щите горит
Зеленый камень.
Зажег от века мой зенит
Такой же пламень.

Трубу к устам твоим,
Узнавшим крики.
Дари сияньем огневым
Сердца и лики!

И рвал и метал, и болел и томился:
Сойди, низойди, ороситель полей!
Пустой наготы небосвод не стыдился,
И канул в небывшее ливень-елей.

Сгорело мольбою лицо истомленное.
Наутро закапана розами гладь.
И поле дымится, туманом смущенное:
Росой заревою сошла благодать.

Я в злой тиши похоронён
Пустынных стен.
Забыт, заклепан, полонен
В могильный плен.

И под окном внизу, внизу
Помчит река
За каждый миг мою слезу
Из высокá, —

Из высокá моей тюрьмы
К пустым лугам,
Где, ты и я, бродили мы
По берегам.

Где, зацветая, в глухоте
Завянул цвет,
Звеня всполохнутой мечте:
«Нет, нет и нет!»

Иду к земле в ночное лоно,
В густую влагу темных кущ,
Где все родимо и зелено,
Где первоцвет мой был цветущ.

А ты, шептавший у порога,
Замкнись в рыжеволосый плащ.
Да сбудется твоя тревога:
Не для тебя мой лик горящ.

В тиши безлунной приникая
К жизнегубительным ключам,
Волшбу рудую созидая,
Над пеплом жертв поникни сам.

И о тебе я вспомню в неге
Моей владычицы земли,
Когда в стремительном набеге
Воскликну девушке: «Внемли!»

В зеленях у ключа я ее повстречал —
Из ограды твоей за водою ходил, —
Ветер белый рукав высоко развевал,
Крепкий локоть я прежде лица полюбил.

Ты кричал с высоты, а меня не видал.
За ветвями в листве я глаза разглядел,
Щедрый дождь молодые поля орошал.
Ты кричал — твоим нивам засуха удел.

Я колосьями косы густые убрал.
Отдыхая, стыдилась подруга моя.
В зеленях у ключа я ее повстречал —
За водой ключевою ходил для тебя.

Мой стан стареет с каждым днем,
И кожа тонкая грубеет,
Не опалюсь твоим огнем,
Пусть так темнеет, вянет, тлеет.

Не оглянусь на волшебство
Твоих костров, во тьме летящих,
Да не зардеет торжество
В глазах, драконышах шипящих.

И, слепоте дарясь, пройду
Поля, разостланные пестро,
И в топь глухую забреду,
Чтоб злую волю ранить остро.

Плети и тки цветы цветны —
Не от меня они завянут:
Уйду в пустыню от весны,
Пускай пески меня затянут.

Из темницы слышу звуки
Волновавшей, зажигавшей
Звонкой музыки, с разлуки
Не звучавшей, не ласкавшей.

Ах, не ты ли, созидавший
Кирпичи моей темницы,
Стал рукою, разломавшей
Клетку горной, пленной птицы?

Все сознанья, плоти, крови
Стало милою рукою,
Чтоб темницею любови
Не содеять горе злое?

Не твоя ли тьма, напевно
Загораясь, возрокочет
И не свет ли, свет твой гневно
Нежеланного восхочет —

Если птица вознесется,
К долу влажному приникнет,
В недра темные вопьется,
В утолении изникнет?