Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

Шестидесятница родная!
Как счастлив я, что ты мне мать!
Люблю, когда, припоминая,
О прошлом ты начнешь мечтать,
Как в честь тебя седоволосый
Тургенев молвил комплимент,
Как ты, отрезав диво-косы,
Очки надела вместо лент.

Счастливый путь, родимый наш, великий,
Краса веков и сила наших дней!
Средь всех ты был как светоч тихий
Зажженных в человечестве огней.

Всю жизнь ты шел. И путь последний здешний
Был к матери-земле на грудь,
Чтоб, с ней вздохнув вольней и безмятежней,
Уйти в бессмертный свет. Счастливый путь!

В лавчонке тесной милого глупца
Твоих творений первое изданье
Приобрести — какое ликованье! —
Смятенно чуят веянье творца…

Как дороги истлевшие листы,
Ритмичный трепет каждого абзаца,
И типография Эдварда Праца,
И титула надменные черты!

Бальмонт, наш пленительный, сладостный гений,
Владыка созвучий, волшебник словес!
Как счастлив я, пленник твоих упоений,
Свидетель твоих неизбывных чудес!

Ты в серое время запел свою песню,
Ты пел иступленно в огне и дыму,
Когда разоряли безумную Пресню,
Так пой же и ныне, в полдневную тьму!

Он страшен мудростью змеиной
И накипью бесстрастных глаз;
За тонкотканной паутиной
Он холоднее, чем алмаз.

Но в миг единый, в миг нежданный
Вдруг сердце вспыхивает в нем
И озаряет мир туманный
Всечеловеческим огнем.

«И зачем-то загорались огоньки»…
Древний! Вечер надвигается. И звон
Дальней вечери доносится с реки.
Отдаю тебе, печаль, земной поклон.

Нет, не лика, потускневшего в годах,
И не плоти отцветающей мне жаль.
Ты о голосе, звончайшем на пирах,
Шелести плакучей ивою, печаль!

Я и днем, и в тихий вечер приходил,
В землю зимнюю стучался и молил
И прислушивался к жизни под холмом —
Только ветер пел смешливым голоском.

Ничего здесь не осталось, ничего!
Видно, вправду под могилами мертво!
Где ж огонь, что вихрем ярым мир ожег?
Безответно улыбался звездный лог.

Тайным утром, в час всеснежный,
О тебе — в тиши, не вдруг, —
Так подумалось мне, друг:
Опечаленно-мятежный,

Кроткий духом, мукой мудрый,
Дерзкий речью, люб мне он,
Пленник медленных времен,
Путник ночи серокудрый.

Седой и юный, Руси простивший
И каземат свой, и кандалы,
Скажи, видал ли средь звездной мглы,
В нее пытливый свой взор вперивши,

Такие страны, как этой дикой
Руси родимой ночная гладь,
Где жизни буйственно великой
Дано так жалко трепетать?

С какой тоскою величавой
Ты иго тяжкое свое
Несешь, вымаливая право
Сквозь жизнь провидеть бытие!

Уж символы отходят в бредни,
И воздух песен снова чист,
Но ты упорствуешь, последний,
Закоренелый символист.

Звериный цесарь, нежити и твари
Ходатай и заступник пред людьми!
Скажи, в каком космическом пожаре
Ты дух свой сплавил с этими костьми?

Старообрядца череп, нос эс-эра,
Канцеляриста горб и дьяковы персты.
Нет, только Русь — таинственная эра —
Даст чудище, родимое, как ты.

Как только вспомню этот голос,
Произносящий стих Гомера, —
Мне мнится: сфера раскололась,
Веков сияющая сфера.

И запевает дед поэзий,
Для нас воскреснувший прекрасно,
Средь жизни, гибнущей в железе,
О жизни, с мудростью согласной.

В сердце дверь всегда открыта
У того, кто сердцем чист…
Тлела осень, падал лист,
Море пенилось сердито.

Хвойный лес шумел тревожно,
Мы пришли в твой нежный сад.
Вот и все. Ужели можно
От тебя уйти назад?

О Леонардо, о планетах ближних,
И о Психее, пойманной в пути;
О радии, о взрыве схем недвижных
Беседуя в творящем забытьи, —

В глазах пытливых (а костяк Сократа)
Огонь блаженный подглядеть люблю,
Ликуя веще: разум бесноватый
Издавна был ближайшим к бытию.

Как воду чистую ключа кипучего,
Твою любовь, родимый, пью, —
Еще в теснинах дня дремучего
Провидев молонью твою.

Ой, сосны красные, ой, звоны зарные,
Служите вечерю братам!
Подайте, Сирины, ключи янтарные
К золоторжавым воротам.

Родятся в комнатах иные,
А ты — в малиновых кустах.
Зато и губы наливные,
И сладость алая в стихах.

Сергунька, друг ты мой кудрявый!
Лентяй, красавец и певун!
Люблю тебя, мой легконравый
Перебиратель струнок-струн.

Хрычей, и девок, и глазастой,
Беловихрастой детворы
До времени и до поры
Лишен мой дух. Но часто, часто

Тоской тоскую по деревне:
Свистульку, кумача лоскут
Несу, как чудо, с верой древней
В свой страшный городской уют.

Корявой погани, грибья и хворостины,
Разлапых пней, коряг и дупел вековых
Все тайны выглядев, худой и долгоспиный
Хохол взыграл на струнах — из волов живых,