Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1

Я ушла. А никто не заметил…
Я ушла. Неужели – совсем?
Этот мир, что когда-то был светел,
Осыпается пеплом…

Не хотела вспоминать прошлое —
Как росла на семь ветров брошена.
От забора на локтях ссадины.
Говорили, что со мной «сладу нет».

И судачат во дворе сплетницы:
«С мамкой только через год встретится».
А у бабушки вчера пенсия —
Жить на сорок два рубля вместе нам.

Помню зимнее пальто красное.
Собирали помощь мне «классную».
Помню, девочка одна ляпнула:
«Вечно, нищим, вам всё бесплатное»!

Рассердилась на неё крепко я,
А материя трещит крепкая —
Полетели лоскутки красные
Из окна на белый снег, классные…

Не хотела вспоминать прошлое.
Угол. Крашеный пол. Горошины.
Я стояла на них коленями.
Я училась повиновению.

Случайно встретились. Пируем, словно боги
В кафе с названием помпезным «Пир богов».
Две чашки кофе. Интерьер убогий
На полчаса Олимпом стать готов.

Дым сигарет. Не клеится беседа.
Так много слов, что нечего сказать…
Разглядывая своего соседа,
На много лет переношусь назад…

Спрошу: «Как жизнь?», чтоб паузу заполнить.
Расскажешь, что нагрянула родня…
А я смотрю и всё пытаюсь вспомнить —
Что так в тебе тревожило меня?

Пейзаж. Берёзовая роща.
Стволы теснятся в узкой раме.
Попробую понять на ощупь.
Деревья трогаю руками…

Безумен автор? Или гений?
Живёт средь нас? Давно бесплотен?
Сюжет последних сновидений —
берёзы просятся с полотен.

За окнами горы оттенков любых —
От бледно-зелёных до синих,
Пасёт это стадо —
святая святых —
Масис —
одинокий и сильный.

Он – горный Халиф…
Но порой наяву
Волшебная снится нелепость:
В ущельях глухих различаю Неву
И рядом…
Петровскую крепость.

Замкнулся круг событий в декабре.
Себе спокойной мудрости желаю.
Последние листы в календаре
В раздумье о былом перелистаю.

А круг огромен —
уместились в нём
Открытья,
откровенья и потери.
Я подведу итог метельным днём,
Когда сквозняк ночной подует в двери.

Раскалывалось время пополам,
Дорога превращалась в груды хлама…
И разрушался выстроенный храм,
Что строила я долго и упрямо.

Домой поэту ехать было скучно —
Затронут был какой-то важный нерв.
В предчувствии: жена затеет взбучку.
В метро поэт достал блокнот и ручку
И за минуту сочинил «шедевр».

Он в лирике своей ходил по кругу:
Писать о новой страсти? Не вопрос!
О том не знала новая подруга…
Ехидничала мартовская вьюга
И предрекала бурю летних гроз.

Зимой на пляжной сумке «с абрикосами»
Я солнечное лето разыщу,
Оранжевыми красками раскосыми
Балую любопытных глаз прищур.

На лицах у прохожих изумление:
Лучится лето, мимо мельтеша…
А я шагаю сквозь толпы движение
С любимой пляжной сумкой, не спеша.

Аксессуар с погодою не вяжется
И с курткой тёплой явно не в ладу…
Мне кто-то улыбнётся – и покажется,
Что счастье улыбнулось на ходу.

Не мучайся нелёгкими вопросами,
Ворчать на небеса не торопись!..
Зимой на пляжной сумке «с абрикосами»
Мелькает лета солнечная высь.

Сегодня тридцать лебедей
Над пасекою пролетели.
Вблизи безжизненно желтели
Луга над пасекой моей,
И у соснового леска
Приткнулись две железных будки,
А сосны спали до побудки
Прикосновеньем ветерка.

Я помню: тридцать лет назад,
Весною северного края,
У полыньи лебяжья стая
На льду устроила парад.
Там после трудного пути
Она так радостно шумела:
Мол, вот и долететь сумела,
И воду чистую найти!

Прицелился я с кручи вниз
В ближайшего. Стоял он боком…
Мой выстрел грянул одиноко,
И птицы с криком сорвались.
(Лишь выстрел вспыхнет горячо,
Смертельный или неудачный,
Он в тот же миг даёт отдачу —
Отдачу в сердце и в плечо!)

А нынче в ровных взмахах крыл
Спокойно лебеди проплыли.
Быть может, это внуки были
Того, кого я не убил.
А, может, – это тридцать лет,
Как лебеди, собравшись в стаю,
Неотвратимо улетают
Голодной юности вослед.

Годами пропаганда дребезжала,
Но от словесной пакостной трухи
Меня спасали песни Окуджавы
И Галича горючие стихи.

Казалось, что не сможет сохраниться
В народе совесть: сникла, чуть дыша…
Но Гоголь, Достоевский, Солженицын
Напоминали: есть у нас душа!

И в горькие часы утрат последних,
Когда тоска просилась на покой,
Я отвечал: «Прошу простить, миледи!..
Сюда нельзя – здесь Пушкин и Толстой!»

Как хорошо, что есть свеча и печка
В моей непритязательной избе.
Алей свернулся бархатным колечком
И, чуть дыша, спокойно спит себе.
Мы с ним лису сегодня погоняли,
Сперва дуплетом отпугнув волков,
А на снегу и в книжке записали
Порядочную толику стихов.
Леса заиндевелые уснули,
И редкий, осторожный снег пошёл.
А за окном заснеженные ульи
Таят неугомонный шорох пчёл.
На койке ждёт двойное одеяло
Вдали – политика, карьеры, куражи…
Покой и лад – так много и так мало —
Нужны нам, чтобы зиму пережить.

И задумал кто-то голос мой,
Чтоб манил нездешнею тоскою,
Чтобы вился нитью золотой
И окутал сетью золотою.

И задумал кто-то в мир явить
Эти руки, негой налитые,
Чтобы в них волной волос пролить
Золотые нити, золотые.

И задумал кто-то получить,
Майский день, когда сольются вместе
Золотые пряди и лучи,
Чтоб светить в ладонь мою и в песни.

И прольётся светлая тоска,
Заискрится ливнем вдохновенья,
Для любви бессмертие соткав
Золотыми нитями мгновений.

Мой милый шут, зачем ты так обидчив?
Не нужно женщин принимать всерьёз:
Они печальны, если ты улыбчив,
И веселы, твоих дождавшись слёз.