Ринат Валиуллин - Варварство

Приветствовал окрестности затылок солнца,
его будильник тих и суховат,
снял одеяла с лиц, надел эмоции,
на лифте поднимаясь в облака.

Необъективное светило выпуклым зрачком
на объективное бросало ватты,
как бабочку ушастую сачком
тепло ловили люди в прищуре виноватом.

И этот день им отдан в растерзание
в нём краткость счастья долгота занудства
числом осознавая ценность задним
оправдывают здесь своё присутствие.

Среди домов уютных – хранилищ неолита
цивилизация гуськом тянулась к жизни,
искусствами на ценности разбитая
она сама себе казалась лишней.

Но люди в силу занятости этого не знали
и наслаждались суматошным ритмом,
авто… матически в железо одеваясь,
железным сердцем силились влюбиться.

Ты общество моё на этот вечер,
забывчивый и преданный старик
безречный.

Я выслушал советы, крики,
как лицемерен, с остальными
многоликий.

В согласии с тобой до гроба трудно,
женой не стал мне, уединился
другом.

Не спорь и не сходи с себя, когда уже микстура
нерв разрыдавшийся укачивает.
Сдуру

был так резок в разговоре, пылок,
ляг, успокойся, на плечо, как часть
носилок.

Я продолжаю врать, как ты не смеешь,
хотя меня учил, так жни, раз
сеешь.

Потребность витала к тебе, на колени,
к напильнику щетины
небрежно рукою застеленной,
как та постель из объятий мясных,
вспорхнуть, убить поцелуями бледность
губ и того, что кругом.
Из зол отношений самое вредное:
зависимость – быть, наркотик – вдвоём.
Подсела безбожно, да что там колени,
я вывернута, и колотит дрожь,
небрежно рукою застеленная,
когда ожиданием жмёшь.

– О чём ты задумалась, дорогая?
– Вот уже несколько лет подряд
мысли то перистые
то кучевые,
как те облака,
что даль замыкали,
не позволяют
сбежать.

Я думала
денно и нощно,
то лёжа, то
длиной проспекта,
о нашем союзе,
казалось бы, прочном,
в логику плюсов
одетом.

Присутствие жизни
в каморке любви
должно было её
как-то развлечь,
но взгляд потускневший
всё больше в пыли,
и всё
монотонней речь.

Не в силах
аппендиксом
вырезать, мемуары
всё ещё греют
за пазухой,
хотя уже
не настолько красочны,
совсем не цветами
пахнут,
воткнутые в сердце,
как в вазочку.

Конвульсии настроения
не прими за мольбу,
откровение
зрело
в вопросе.
Я жаловаться не ЛЮБЛЮ,
как то, что было
первостепенным,
затухшее в росте.

Как ты могла уснуть, когда пишу,
мороча комнату головоломкой дыма?
Скучищу по тебе письмом гашу,
окурок отношений кропотливых.

Я написал немного в полутьме,
расстроенный далёким нахождением.
В любовных письмах есть надежда на обмен,
но ты укрыта сном – оружьем от общения.

Слов нет, здесь предложение насквозь
условное, пока не дашь ответа,
я не хотел бы больше жить,
я не хотел бы врозь.
Прими его через луны набросок бледный.

Жарясь моллюском в паэлье иберийского
полуострова,
я не думал о смысле жизни, я вообще не думал.
Заграницы объятие пёстрое
и закатов багровые губы
высосали всю любовь к высоким материям.
Я был брошен, её необитаемый,
в карнавале затерянный.
Мои чувства лежали в кармане
на безделье разменной монетой,
здесь ненужные ино…странные.
Я бы выплеснул их, да некому?

Мяса любимого кусок
на раскалённую сковородку постели,
чтобы шкворчал в агонии,
брызгая маслом,
не жалея
ни себя, ни твоего тела.
Зубы белые
белое бельё стаскивали.
Ничтожества слов гарнир
оставляю какому-нибудь поэту,
пусть развлекается платонически.
Милый друг,
я чистописанию букв
предпочту откровение это —
жаркое,

обжигающее досуг,
никто никогда не выразит,
но все знают,
как филе загнанного спортсмена
в бегстве за коротким
наслаждением к краю,
даже любовь потела,
смешав в горячий коктейль
эмоции, пот и жажду,
форточкой рта разгоняя
сумасшествие крови.
Мозг отключён, или
случилась оного кража
средь бела дня
на полуслове.

Сидя за столом,
мне бы длинную руку —
чайник достать,
наполнить чувством бокал,
почесать спину, как и распоясавшуюся скуку,
скользнуть в спальню, где ты ещё есть,
оставить на мгновение ладонь на лице,
разогнать атмосферы месть,
утра невзрачного пустоцвет,
поменять диск, как круг ада,
поставить что-нибудь райское.
Много ли смертному надо,
благополучием затасканному?
Мне бы длинную руку, как длинное слово —
выразить без преувеличений,
перепутав существительные с глаголами,
неприязнь с влечением,
идею присутствия тела
в полной гармонии с психикой,
чтобы всё, что я ещё толком не сделал,
не выглядело мизерно,
чтобы всё, чего я ещё не коснулся,
вызывало не боль, но муку,
как надежда на лучшее.
…Мне бы длинную руку.

Сидя в городе вроде нашего
в виде сбрендившего человечества,
я хочу о любви прокашлять,
начихать на мораль невежеством.

Город, вонзи ласковые зубы
шпилями, флюгерами, крестами
во взгляд, который, оценивая,
губит
или не замечает,
что гораздо дряннее.

Я как твой квартирант,
изучая из-за руля закоулки,
открываю молнией замка,
где машины прилипли к бордюрам.
Искусство, пьянящее в хлам.

Хочу от однообразия очнуться.
Пощёчину нежности влепи.
Не приемлю секс как насилие
друг над другом,
игру в четыре ноги.

Не люблю размышлять
на предметы политики быта,
лучше по тебе пошляться,
по тротуарам души разбитым
вплоть до её реанимации.

Обнять тебя, насколько хватит
ноги времени,
выветрить ностальгию.
Купола лысоватым теменем
осветите мою квартиру.

Убери парки, музеи, витрины,
нечего кичиться,
город, ты такой же, как и все остальные.

Выйди из себя, из жилья, из машины,
нечем крыть,
человек, ты такой же, как и все остальные.

Смейся, говори, думай, что говоришь,
не будь истерично,
общение, всё о том же и обо всех —
ничего личного.