Сборник - Персидские лирики X–XV вв.

О, караванщик, ты жесток!
Не приближай разлуки срок!
Так связан с милой я своей,
Что жизнь моя уходит с ней.

Вернись, красавица, назад,
Чтоб тешил вновь тобой я взгляд,
Чтоб эти жалобы с земли
До сфер небесных не дошли.

Исход души из плотских пут
Рассказов тьмы передают;
Я видел сам, как, вдаль спеша,
Меня покинула душа.

– „О Саади, забудь печаль
О той, кому тебя не жаль!”
Пусть будет так, но этот стон
Из сердца мукой извлечен.

Я не знал, что ты сурова
И способна на измену.
Не давать уж лучше слова,
Чем унизить клятвы цену.

Говорили мне тревожно,
Что любовь моя напрасна;
Но тебя спросить им можно:
Для чего ты так прекрасна?!

О каратель заблуждений
На пути за красотою!
В этом море всяких мнений
Как сойдемся мы с тобою?

Не кудрей извивы сами,
Не улыбки уст прелестных
Торжествуют над умами,
А красот в них тень небесных.

Чар природных не скрывая,
Будь и нам утехой взора:
Ведь красавица такая
Жить не может без простора

Постучаться мне опасно:
Вижу здесь врагов я стаю;
Подойти к дверям негласно
Лишь как нищий я дерзаю.

Сплетни, бедность, униженье
И любви терплю я муки;
Но боюсь: мое терпенье
Изнеможет от разлуки.

В праздный день гулять не стыдно;
В поле все спешат гурьбою;
Сердца в городе не видно
Не плененного тобою.

Чтоб сказать лишь, чем болею,
Я желал с тобой свиданья;
Но сказать я что сумею?
Ты со мной, – и нет страданья.

Ты со мной – гасить ли свечи,
Чтоб враги нас не видали? —
Блеск твой место нашей встречи
Скрыть позволит нам едва ли.

Саади тебе ль изменник?
Он не ищет лучшей доли;
Знает он, твой давний пленник:
Этот плен приятней воли.

Мне твердят: „люби другую!
У одной не будь в опеке!”
Как играть игру двойную
Да еще при Атабеке?

Друг – тот, кого не тяготит суровый нрав подруги,
Кто жить готов не для себя, а для забав подруги.

Любовник верный под мечом не выскажет признанья,
Себе на шею без вины вину приняв подруги:

В стремленьи к пользе лишь своей подругу брать не
честно;
Пусть я умру, сгубив себя, но не предав подруги!

Слыхал я прежде, что иных любовников в пустыню
Загнали толки злых людей и тяжкий нрав подруги;

А мне знаком один лишь путь: – в тот край, где дом
любезной;
Один покой – когда лежу, к ногам припав подруги.

Любовь к подруге, говорят, во время роз приятна;
А я ни мига не живу, в душе не звав подруги.

Бездушный сад не веселит, и в нем тоскует зритель,
Меж сотней розовых кустов не отыскав подруги.

О, ветер, если полетишь ты вертоградом духов,
Напомни ей, что старый друг блюдет устав подруги.

Я тайны мук своей любви ни с кем не разделяю —
Она – твоя; я нарушать не буду прав подруги.

Все любят общество людей, а Саади – свой угол:
Людей бросает человек, слугою став подруги.

О жажде спроси у скитальца в пустыне, иссохшей от зноя:
Как цену вод ты узнаешь, у тока Ефратского стоя?

С тобою мне вечер – что утро: ты свет проливаешь мне
в очи;
Когда же меня ты покинешь, мне дни безразличны и
ночи.

Хоть был от тебя я далеко, надежд не бросал я нимало:
Года уходили, а сердце твой близкий возврат обещало.

Не видно меж нас и не слышно, кто мог бы равняться с
тобою,
И если ты – точно из праха, – живой замешен он
водою.

Я в темные ночи разлуки надеюсь на утро свиданья:
Кто жаждет источника жизни, во мрак да направит
исканья.

Ты горечью жизнь отравляла, – подносишь и сладкий
мне кубок:
Суровый ответ не естествен из алых пленительных
губок.

Не в этот лишь век мой короткий к себе мое сердце
влекла ты:
Плоды созерцая, постигнул обеих я роз ароматы.

Воспел бы я так, как ты хочешь, достоинство всяких
созданий,
Но как же тебя восхвалю я? превыше ты всех описаний.

Боюсь я тебя, но с надеждой к тебе воссылаю моленья
Затем, что ты петля печали, но вместе и ключ избавленья.

Лишился я взора подруги, и рады мои лиходеи;
Друзья от меня отказались: врагам удались их затеи.

Стихи Саади о разлуке ужель тебя вовсе не тронут?
А если скажу я их птицам, все гнезда от песен застонут!

Был некогда купец; держал он попугая.
Тот не на воле жил, а в клетке изнывая.

Когда сбираться в путь пора купцу пришла
(Имел он с Индией торговые дела),

Им не был обойден никто из челядинцев,
Чтобы узнать, кому каких везти гостинцев.

И каждому из них, кто дар свой назначал,
Исполнить просьбу он охотно обещал.

И птицу он спросил: „Нужда твоя какая?
Что из индийского добыть ты хочешь края?”

Ответил попугай: „Коль встретишь по пути
Ты попугаев там, о том их извести,

Что есть-де попугай, свою клянущий долю:
Судьба его ко мне закинула в неволю.

Он просит вас о том, со мной послав поклон,
Чтоб вы наставили, что делать должен он;

Он говорит: „Ужель назначено мне в муке
Заглохнуть здесь, живя с собратьями в разлуке?

И справедливо ль то, чтоб я хирел один,
Когда ваш век течет средь рощ и луговин?

Таков ли долг друзей и к другу сердоболье,
Чтоб мне была житьем тюрьма, а вам – раздолье?

Счастливцы, вспомните об участи моей
На утренней заре, под сению ветвей!”

Купец почтенный дал согласье попугаю
Поклон его и речь снести в родную стаю.

И вот, когда достиг индийских он границ,
В пустыне несколько таких же встретил птиц;

Коня остановив и крикнув в виде зова,
Их брата просьбы все им передал до слова.

Какой-то попугай всем телом задрожал,
Свалился и дышать мгновенно перестал.

Купец тут осудил свое с ним обращенье:
„Живую тварь мое сгубило посещенье!