Сборник - Персидские лирики X–XV вв.

Тот мыслит, по мне, благородно,
Кто в мире, где царствует рок,
Все то, что в себе не свободно,
Из сердца бесследно извлек.

Сказать ли, что мне после пира
Вчера, свыше меры хмельной,
Глашатай нездешнего мира
Поведал в беседе ночной?

„О сокол, небесного зритель,
Достойный чертогов Творца!
Не эта печали обитель
Тебя приютит до конца.

С ограды надзвездного трона
Призывный ты слышишь свисток,
Зачем не летишь из загона,
Где ждут тебя сеть иль силок?”

Последуй благому совету,
Храни его свято и чти,
А слышал я заповедь эту
От старца прямого пути:

„Для верности в мир нет места;
К обманам его будь готов.
Знай: мир наш – старуха-невеста
С несчетной толпой женихов”.

Спокойно живи в своей доле,
Не хмурься навстречу судьбе
Затем, что ведь выбор по воле
Не отдан ни мне ни тебе. —

Завидуешь ты бестолково
Хафизу, о жалкий гусляр:
Изящество мысли и слова
Есть Богом ниспосланный дар.

Когда благовония сада
Как ныне плывут в небеса,
Мечта моя вся и отрада —
Вино и подруга-краса.

Потешиться грезою сладкой
И нищий сегодня готов,
Сень тучки считая палаткой,
Лужайку – чертогом пиров,

С поляны Апрельские сказки
Несутся, и слышится весть:
„За блага грядущей развязки
Не след отдавать то, что есть”.

Но честность у злобы плохая:
Ни искры не даст тебе тот,
Кто, в келье свечу зажигая,
Огонь из кумирни берет.

Вино в тебе бодрость упрочит,
А мир из надежд исключи:
Из праха он нашего хочет
На стройку лепить кирпичи.

Меня за мои прегрешенья
Надежды лишать погоди:
Кто знает, что мне от рожденья
Судьбой решено впереди?

На вынос Хафизова тела
Пойти себе в труд не, вменяй:
В грехах без числа и предала
Он может попасть еще в рай.

Подай мне вина; будет зельем
Целительным вновь мне оно:
Тому, кто страдает похмельем
Полезно все то же вино.

Веселие вносят и живость
В беседы друзей и пиры
Красавиц лишь милых игривость
И лоз виноградных дары.

В защиту от взоров плутовок
На святость расчета не строй:
Сам жертвою став их уловок,
Не верю в расчет я такой.

От первого их покушенья
Пропала безгрешность моя.
К чему были пост и лишенья
И строгий устав жития?

Любовь – животворная сила
Для добрых и чистых сердец.
Того, чья душа не любила
Простит милосердный Творец.

Настало блаженство свиданья,
Минула разлуки тоска.
Душа забывает страданья
И снова к покою близка.

Хафиз, то, что пережил тайно,
Не всяким доверишь ушам,
А только тому, кто случайно
Разлуку испытывал сам.

На груди моей роза и чаша в руке
И прелестная возле подруга.
Повелитель вселенной в подобном кружке
Для меня все равно, что прислуга.

Не заботесь о том, чтоб светильники нам
Приносить на ночное собранье:
Между нами теперь Друг присутствует сам
Изливая от лика сиянье.

Наша вера не враг влаге гроздий хмельной,
И пиющему нет в ней угрозы,
Но греховно вино без Тебя и живой
Кипарис с благовонием розы!

Заседанью такому не нужно ничуть
Ароматов земных воскуренье:
Здесь иными духами готовы пахнуть
Твои кудри в любое мгновенье.

Весь мой слух погружен в речь свирелей и труб,
В эти арф задушевные звуки,
А глаза привлекает рубин твоих губ
И хождение чаш из рук в руки.

Здесь о вкусе сластей говорить – суета,
Будь они хоть из дальнего края:
Пред собой Твои сладкие видя уста,
Пью из них я все сладости рая.

И покуда тоску по Тебе, словно клад,
Сохраню я в душе опустелой,
До тех пор проводить неизменно я рад
По притонам пьянчуг век свой целый.

Для чего о позоре заводишь ты речь?
Мой позор – моей славы опора.
Для чего мне внушаешь ты славу беречь?
Ведь мне слава – источник позора.

Мы – безумцы, гуляки, питомцы корчмы,
Недостойные прав человека;
Ну, а много ль найдешь ты таких же, как мы,
Меж детей настоящего века.

Полицейского нравов блюстителя мне
В укоризну не ставьте примером:
Лишь о выпивке думает он в тишине,
Как и я, хоть глядит изувером.

Ни на миг, о Хафиз, от любви и вина
Не беги, зная времени цену:
Средь жасминов и роз наступила весна
И разгул воздержанью на смену.

Увы, о блеск дней юности отрадный!
Когда б цвела краса твоя всегда!
Увы, увы! о лет поток нещадный!
Не устоит живая в нем вода!

Друзей и род покинем без возврата —
Для нас закон божественный таков, —
И каждый брат отторгнется от брата —
О, лютый рок! – все, кроме Близнецов,

Внемли, о зефир, ты мольбе моей слезной!
В тебе лишь я верного вижу посла.

Шепни, проносясь над моею любезной:
„Тот, в ком ты негаснущий пламень зажгла,

Стонал, погибая в тоске бесполезной:
О ты, без которой мне жизнь не мила!”

Таков мой удел, что, когда за водою
Я к морю пойду, то отхлынет вода,
И если, нуждаясь в огне, я открою
Хоть адскую печь, – холодней она льда.

И если за камнем направлюсь я в горы,
Трудней мне булыжник найти, чем алмаз,
И если я с кем заведу разговоры,
Оглохнет на оба он уха зараз.

И если арабский скакун подо мною, —
Чуть шагом плетется он, словно осел.
Так нет ни удачи нигде, ни покою
Бедняге, что в милость к судьбе не вошел,

И все-то он должен терпеть, да к тому же
Молить еще Бога, чтоб не было хуже!