Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов 2

Мы пробираемся в глубину леса,
я веду тебя пронизанную, как канапе
стрелой амура,
чем дальше, тем интересней,
в чащу столов, стульев, темноты кафе.

Ты выбираешь крайний,
без скатерти, без вида на океан,
послушный,
он потерял все углы и грани
и даже вид из окна.

Нет окна, нет вида,
есть я, ты садишься напротив,
будешь смотреть на меня ревниво
этим летом, этой осенью.

Что ты всё время лежишь,
а я пытаюсь тебя поднять,
неужели ты не видишь,
что на улице солнце,
улыбается человечество,
тебе надо ему чем-то ответить,
давай, поднимайся,
какой мрачный вид,
и я вынужден тебя веселить,
«Ты всю жизнь
будешь заниматься только этим,
без меня ты зеро, ноль», —
ответило мне, переваливаясь на другой бок,
настроение.

Красный рот гнева —
как жерло вулкана –
оттуда выплёскивается лава
вонючих ругательств,
которые заслоняют небо,
дома исчадье ада,
хочется крикнуть:
– Заткни пасть!
Но в силу волшебного воспитания
я продолжаю играть роль – всё в порядке,
время от времени заглядывая в жерло,
как будто я стоматолог-психиатр в одном халате —
редкое сочетание,
диагностирую:
у тебя отличные зубы,
но душа не в порядке,
рот для того, чтобы целоваться,
если бы ты не кричала,
я бы так и сделал,
тупая,
чаще всего люди злятся
оттого, что другие добрые.

– Я вас люблю.
– И что мне с этим делать?
– Не знаю,
носите вместо белья.
– Я даже не могу представить,
какого это цвета.
– Оно бесцветное.
– Так и подумала:
такое же, как и признание.

Это продолжается изо дня в день,
из года в год,
поцелуи разводных мостов,
облаков поцелуи,
«Поцелуй» Климта,
руки снова берут лицо,
лицемерие,
ладонями и губами,
я заказываю пинту очередную,
больше некого,
буду целовать холодное стекло,
высасывая жёлтую жидкость —
пиво,
то что проходит сквозь меня, как река,
как бурный поток,
алкоголя минимум —
меньше, чем в поцелуе,
кто-то целует своё,
кто-то – любимую.

– Деньги?
Я о них почти не думаю,
они обо мне – постоянно,
я им должен
довольно много
и расплачиваюсь
личным временем и здоровьем,
чувствую, до смерти не рассчитаюсь,
творчество стоит копейки,
а я больше ничего не умею,
я не умею врать,
чтобы их стало больше,
некоторые считают
(они не перестают их считать),
что деньги – едва ли не главное,
возможно,
возможности ограничивает совесть,
а совесть, как сказал Оскар Уайльд,
не что иное, как трусость,
когда их нет,
нет ничего невозможного —
жить проще,
простая жизнь всегда склонна к безумию,
это когда мозг выворачивает карманы,
вытряхивая оттуда
ума палаты
и складывая деньги,
чтобы сделать из черепа прекрасную копилку,
чем больше их там,
тем меньше мыслей,
вот в вашем – столько отверстий,
а в моём пространства.

Гроза,
симфония туч,
чувствуя себя повелителем времени, климата,
он на балконе
в трусах
машет руками,
его не отдали вовремя в музыкальную школу родители,
в нём умер большой дирижёр,
как только сверкнула молния.

Друзья собрались за одним столом,
праздновали д.р.
как обычно: бурно,
через какое-то время потихоньку народ
начал расходиться,
первым ушёл день —
ему с утра надо было на работу,
потом молодость со здоровьем,
за них переживали родители,
покурить вышло время,
деньги, эти всегда уходят неожиданно,
испарилась по-английски любовь,
может, я её чем-то обидел,
да и чёрт с ней,
сколько ещё будет таких,
последней засобиралась жизнь –
Уже уходишь?
Постой, ты-то куда?
Чего так рано?

По-разному мы смотрим на вещи,
на одни и те же, казалось бы, вещи,
а им хоть бы хны —
вещи так и остаются вещами,
но мы идём дальше —
приписываем им мораль,
чувства,
недостаток внимания,
подразумевая их внешность,
возраст,
который не имеет значения,
если не говорить о его разнице,
разница в возрасте,
видимо, меняет угол зрения,
мы смотрим на вещи по-разному,
по-разному в эти глаза,
которые ещё вчера были так глубоки.

Мне надо немного,
немного тебя.
Бросить в утренний кофе, размешать и выпить.
Взбодриться на весь оставшийся день.
Без сливок без сахара.
Сохранить тот самый вкус,
присущий тебе.
Который порою горчит.
– А если кофе окажется крепче нашей любви?
– Тогда мне придётся добавить тебя ещё
пару нечаянных ложек.

Здесь ни тени сомнения,
ни тени от солнца,
видимо, свет – это и есть его тень,
скатываясь в неё по языку трапа
изо рта самолёта,
ем
подтаявший на жаре воздух,
море лижет не унимаясь берег,
как примерная жена,
жена-эталон,
демонстрируя верность,
упрямо выталкивает меня,
но я всё равно войду и лягу,
как бы оно подо мной не ёрзало,
берцовые кости платанов
торчат из земли,
позвоночники пальм,
их руки тянут ко мне ладони,
милостыни просят,
юг всегда просит денег,
север тратит,
у меня есть несколько сотен —
взвесьте мне на все моря и солнца.

Когда у меня был день рождения —
я торопился увидеть свет,
когда каша была горячая –
меня торопили её съесть,
когда я был мал –
я торопился вырасти,
когда я подрос –
я торопился в школу,
когда я стал старше –
я торопился заняться любовью,
когда она мне надоедала –
я торопился закончить,
когда я закончил универ —
я торопился на работу,
когда я женился —
я поторопился,
пока разводился –
торопился к другой
удовлетворять желания,
торопился уснуть, купить, посмотреть,
напиться,
я стал торопиться по любому поводу,
пока не споткнулся однажды
и не задумался:
если человек так торопиться жить —
не значит ли, что он
с той же скоростью торопиться умереть?

– Я чувствую как врастаю в тебя,
ты вторгся в мою жизнь,
ты забираешь её целиком,
но самое опасное,
что мне это жутко нравится.
Только один вопрос:
«Зачем она тебе, если у тебя есть своя?»
– Для настоящей любви никогда не хватит одной.

– Бесчувственна жизнь, как проспект,
вышла вчера в ночь с мыслью:
вдруг мужчину найду.
– Ну и как?
– Как всегда:
секса полно, мужиков нет.