Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун

О кравчий, велико блаженство наше, -

Скорей подай две-три-четыре чаши.

Коль ты желаешь веселить сердца,

Пои людей блаженством до конца.

Дай, друг мой, чашу каждому хмельную,

Но мне подай ты самую большую.

Я до сих пор лишь полуопьянен, -

Я тяжкою печалью побежден.

Приятен пир людей, приятна радость,

Но удаляться с пиршества - не в сладость..

...Тот летописец состоянья дней

Такой конец дал повести скорбей:

К слиянию не утолив влеченья

И от Меджнуна снова в отдаленье,

Лейли решила не смотреть на мир:

Своей душой не дорожил кумир.

Пришла зима. И месяц дей - грабитель,

Утехи все из цветника похитил.

Стал храмом скорби сад, а был, что рай,

И горестью звучал вороний грай,

Стал кипарис Меджнуном обнаженным,

И, как Лейли, тюльпан исчез со стоном.

И ветер бушевал. Стволы дерев

Качались и ломались, ослабев.

Погас тюльпана блеск и светоч розы,

И сад Зулматом сделали морозы.

Тюльпан, боясь внезапных холодов,

И роза, опасаясь злых ветров, -

Тот в горы яхонты снес на продажу,

Та - в сад сложила лепестков поклажу.

Все реки превратились в длинных змей -

И яд с собою каждый нес ручей.

И небо разверзалось над землею,

И ливень каплей ранил, как стрелою.

А ветер, изо всех напавши сил.

Над садом злобно чудеса творил:

В железо воду превращали вьюги

И делали для цветников кольчуги.

Меж тем недуг Лейли вершин достиг,

И отдохнуть она пошла в цветник.

Тюльпаны, розы - где? Их и следа нет,

Вид голых веток больно сердце ранит.

Нет и цветнике бывалой красоты,

Достигло безобразье высоты.

Поникли травы гордые печально,

Листки поникли в скорби погребальной.

И сад кладбищем показался ей,

И на душе ей стало тяжелей.

Тогда она, тосклива и уныла,

Свою тоску пред цветником открыла:

"Печален ты и холоден, мой сад,

Какие горести тебя томят?

Я так же, как и ты, больна, вздыхаю,

Без розана истомлена, страдаю.

Не быть с Меджнуном мне в его краю,

Не повидаться с ним в его раю.

Хоть осень сорвала твои одежды,

Ты на весну еще хранишь надежды.

Но мне надежды па слиянье нет,

Насколько больше тяжесть этих бед!"

Все больше каждый миг она страдала,

И небо, ей сочувствуя, рыдало . . .

И к богу вознесла она мольбу,

Пожаловалась богу на судьбу:

"О в судный день единственный владыка,

Султан престола вечности великий,

Горю я в безнадежности огне.

Клянусь тобой, жизнь надоела мне!

Моим возлюбленным я не любима,

Меня тоска долит неумолимо.

Свеча в ночи разлуки с милым я,

Вовек неизлечима скорбь моя.

Меня насилье времени сжигает,

Моя мольба тебя не достигает.

Я думала, мне жизнь еще нужна, -

Еще с любимым слиться я должна,

Но, солнце света в высоте небесной,

Жизнь - лишь завеса пред мечтой чудесной.

Так приобщи меня к небытию,

Я в нем познаю истину твою".

И проявил господь к несчастной жалость -

Ей овладела тяжкая усталость.

Холодный ветер дул и дул все злей,

И слабость одержала верх над ней.

Болезнь одолевала в страшной схватке -

Душа изнемогала в лихорадке.

Красавица, подобная луне,

Горела, как свеча горит в огне.

И кинула краса и борьбе жестокой.

Как вянет роза, сети нет в ней сока.

И до того была худа она,

Что и глазам была едва видна.

И тот, кто подходил к ее постели,

Не замечал дыханья в слабом теле.

Исчез здоровья и малейший след,

А смерти были тысячи примет.

И вот она перед дорогой дальней,

И вот настал последний час прощальный.

И, сбросив, наконец, фату стыда,

Она сказала матери тогда:

"О мать, бальзам мучительной печали,

Твои лучи всю жизнь мне освещали!

Невыносимой скорбь моя была,

Но я скрывала все, пока могла.

Теперь, перед последнею дорогой,

Открою тайну, что хранила строго,

В последний раз вниманье прояви:

Знай, я поражена мечом любви.

Лишь от одной причины я страдаю;

Измучена любовью, я рыдаю.

О горе, я бедняжка, влюблена,

Я неким луноликим пленена.

Я за любовь свою платила кровью,

Вся жизнь моя отмечена любовью!..

К любимому стремилась я всегда,

Но слиться с ним мне не дала беда.

Полна любви, я ухожу далеко -

Что делать, если это воля рока!..

Не только я тоской изнурена,

В разлуке я страдаю не одна.

И он, страдалец, мной пленен, несчастной;

Долиной скорби бродит он, несчастный.

Меня безумней и печальней он,

Меджнуном за безумье наречен.

Все дни свои он проводил в страданье,

И сердца он не утолил желанья.

Из-за меня его позор постиг -

Его порочит всякий злой язык.

Но и Меджнун страдает не напрасно, -

Я гибну от своей вины ужасной.

Из мира удаляюсь я, больна,

Весь мой недуг - моя пред ним вина.

О мать, несчастных дней моих начало,

Что нежила меня и утешала!

Когда я в свой последний путь пущусь

И с этим дольним миром распрощусь,

А ты пойдешь, страдая, по пустыням,

А ты пойдешь, рыдая, по пустыням

И попадешь в его далекий край, -

Страдальцу весть о тяжком горе дай.

Увидишь - бродит он, тоской палимый,

Не проходи, я умоляю, мимо.

Не отпускай его полу, держи,

Пусть молится за грешную, скажи.

Скажи ему: "Друг истинный и верный!

Лейли погибла от любви безмерной.

Итак, Лейли сдержала свой обет,

Он нерушим остался с бегом лет".

И передай от имени печальной:

"О гордый верностью своей хрустальной!

В обитель дружбы я свой путь держу,

Свободой, счастьем вечным дорожу.

И ты приди в небесные чертоги,

Я жду тебя, не мешкай по дороге.

Когда ты впрямь товарищ верный мой,

Не надо ждать, покинь же мир чужой,

И заключим навек союз с тобою,

Как велено и сердцем и судьбою.

С тобою там уединимся, друг,

Откуда к миру не дойдет и звук.

Я удаляюсь в вечную обитель,

Где враг бессилен, где молчит хулитель.

Я рассказала все, тебя любя,

Предупредить хотела я тебя".

Закончив этот свой завет прощальный,

Она пустилась в дальний путь печальный.

Любимого призвав в последний раз,

Лейли, о встрече мысля, ввысь неслась.

Кто на земле в ничто не превратится?

Ужели злобе неба есть граница?

Ведь что наш мир? - Семиголовый змей.

Его любви нет ничего страшней!

Все милости его с бедою слиты,

Его и мед и сахар - ядовиты.

Всегда, всегда в движенье небосвод, -

Тот, кто пришел - известно нам - уйдет.

Давая людям мира наставленья.

Мудрец был прав в своем стихотворенье:

Газель

Мир заботой тебя отягчает, о сердце,

и гнетет тебя вечно его кривизна,

Только в смерти найдешь ты покой от мучений,