Пьер де Ронсар - О вечном. Избранная лирика

Предвестье гибели — клубятся облака.
Виденьем огненным из мрака грозового
Елена светит мне. Она глядит сурово,
И к смерти парус мой ведет ее рука.

Я одинок, тону. Вожатым в путь мой трудный
Слепого мальчика я выбрал, безрассудный,
И горько жалуюсь, краснею, слезы лью.

Душе неведом страх, хоть смерть меня торопит.
Но, Боже праведный! Ужели шквал потопит
У самой пристани неверную ладью!

Возненавидишь ты меня, моя Аглая,
Или полюбишь вдруг, — не все ли мне равно?
На карту жизнь моя поставлена давно,
И я решенья жду, пощады не желая.

Измучится душа, в огне любви пылая,
Или закоченеть во льдах ей суждено, —
В небесных знаменьях читаю я одно:
Мне гибель скорую судьба пророчит злая.

Под знаменем Любви я вечный паладин,
Так горько не страдал, должно быть, ни один
Великомученик, — привычно, как в доспехи,

Я в беды облачусь и вызову на бой
Свою обидчицу, уверенный в успехе:
Ты дважды не убьешь убитого тобой.

Вздыхатель вечный твой, я третий год в плену
У этих милых глаз, но в сердце нет печали,
Лишь беды старости порою докучали,
По волосам моим рассыпав седину.

И если я бледнеть и тосковать начну,
Ты вспомни, как легко, как ласково вначале
Любую боль мою глаза твои смягчали:
Тифон за кроткий нрав боготворил жену.

И если ты одна в моей повинна боли,
Найди в душе своей хоть чуточку тепла,
Что свойственно сердцам людским: я поневоле

Давно такой, каким меня ты создала,
Ты кровь моя и плоть, и жизнь, не оттого ли
Тебя душа моя в подруги избрала.

Когда с прелестною кузиною вдвоем,
Затмив светило дня, сидела ты в гостиной,
Я был заворожен волшебною картиной:
Так хороши цветы над луговым ручьем.

Анжуйских девушек легко мы узнаем:
Их милой живостью прославлен край старинный, —
Тепло, приветливо я встречен был кузиной,
А ты задумалась, мечтая о своем.

Ты безразличием мне душу истерзала,
Как ни молился я — ты глаз не подняла
И, полусонная, ни слова не сказала, —

Все брови хмурила, сама себе мила,
И испугался я, что дерзким ты сочла
Приветствие мое, и выбежал из зала.

Бездушная, меня ты презирать вольна,
Унизить, растоптать, смеяться надо мною, —
Тогда я мог бы жить надеждою одною,
Надеждой, что во все сияла времена.

Она спасенье тех, чья жизнь обречена,
Земля — для моряка, снесенного волною,
Для узника — звезда над каменной стеною,
Как высший дар богов Надежда нам дана.

Бездушья своего ни взглядом, ни упреком
Вовек не выдашь ты, но, словно ненароком,
Искусной колкостью покой смущаешь мой.

Бездушная, скажи, что может значить это? —
Превозносить любовь и не любить самой —
О солнце говорить, страшась дневного света!

В который раз уже обида друг на друга —
И примирение. Уже в который раз
Хулы и похвалы зачинщику проказ,
Амуру, чья вина не меньше, чем заслуга.

Как повторение затверженного круга,
Сближение — разрыв, согласие — отказ,
И уверения, лишь на короткий час —
Все это признаки любовного недуга.

Соединяются извечно, видит Бог,
Противоречия любви в один клубок.
В ней доброта и гнев — два равнозначных знака,

С отчаянием в ней надежда сплетена.
Любовь — упорная и долгая война,
Где перемирия случаются, однако.

Когда в ее груди — пустыня снеговая
И, как бронею, льдом холодный дух одет,
Когда я дорог ей лишь тем, что я поэт,
К чему безумствую, в мученьях изнывая?

Что имя, сан ее и гордость родовая —
Позор нарядный мой, блестящий плен? О нет!
Поверьте, милая, я не настолько сед,
Чтоб сердцу не могла вас заменить другая.

Амур вам подтвердит, Амур не может лгать:
Не так прекрасны вы, чтоб чувство отвергать!
Как не ценить любви — я, право, негодую!

Ведь я уж никогда не стану молодым,
Любите же меня таким, как есть, седым,
И буду вас любить, хотя б совсем седую.

Я нитку алую вокруг твоей руки
Сегодня обвязал с покорною мольбою,
Но, видно, колдовство не властно над тобою:
Сердцами были мы как прежде далеки.

Сударыня, я сам рассудку вопреки
Опутан темною всевластной ворожбою,
Я пленник, я слуга, насмешливой судьбою
Коварно пойманный в любовные силки.

Вконец отчаявшись, пойду я к чародею
И демоническим напитком овладею,
Чтоб жар в груди твоей вовеки не утих.

Увы, я слишком стар для пылкого веселья,
Богатство, красота, а не волшебный стих, —
Вот подлинной любви магические зелья.

Глава, училище искусств и всех наук,
Жилище разума, что дал нам веру в Бога,
Счастливой памяти и праведности строгой,
Откуда, вновь родясь, Паллада вышла вдруг!

Глава, достоинства и благонравья друг
И неизбывный враг греховности убогой,
Глава, ты — малый мир, часть горнего чертога,
И звений мировых тебе известен круг!

Высокородный дух, что небо нам дарит,
В сей голове теперь, как в небесах, парит,
Лишен страстей земных, которых не избудем,

Но хрупок и летуч и свят и прост вполне.
Коль ты божественна, подай прощенье мне:
Пристало божествам дарить прощенье людям.

Когда бы вы, мадам, мне подарили сами
Один свой поцелуй — в награду всех тревог! —
Я бы, как легким сном, разлукой пренебрег,
Не мучая себя ревнивыми мечтами.

Когда бы вашими прекрасными чертами
На маленьком холсте я любоваться мог
Иль трогать прядь волос — любви живой залог,
Я не сменялся бы своей судьбой с богами.

Увы, я ничего не получил от вас,
Что бы могло меня утешить в скорбный час,
Чем память и печаль могли бы усладиться.

По-вашему, любовь — лишь сочетанье двух
Духовных сущностей. Мне трудно согласиться;
Что может сочетать лишенный плоти дух?

Как в зеркале, в глазах твоих отражены
Небесные луга, приют любви счастливый,
В их пламени Амур, насмешник шаловливый,
Закаливал стрелу для ласковой войны.

О рыцари, меня отвлечь вы не вольны
От глаз, где чистые рождаются приливы,
Какую бранную добычу предпочли вы
Блаженству черпать жизнь из этой глубины?