Марк Гроссман - Лирика разных лет

«Ну, побыл я на свиданье
День-другой, да и задрог,
Спел поминки на баяне
По своей любви, браток.
А потом сказал в запале:
— Брось ты гнуть дугою бровь.
Ты свои ужимки, Валя,
Для другого приготовь.
Не со мною ты немало
Провела ночей в саду,
Не меня ты целовала
У поселка на виду.
Красотою петли вила,
Не ступала за черту,
Покупателя ловила
Ты на эту красоту.
Тот пригож, да плохо служит,
Этот крив, хотя и хват.
Ты подыскивала мужа,
Будто бабушка — ухват.
Нет, не брал я эти слухи
У кухонного огня.
Только тыкали старухи
Сами пальцами в меня.
Моряка любила вроде…
Что осталось от любви?
Твой, другой, он рядом бродит,
Ты лови его, лови!
И наступит день фартовый,
Подойдет твоя пора:
Выйдешь замуж за целковый,
Нарожаешь серебра!
Жалко мне: околдовала
Ты меня пустым грехом,
Жаль еще: ночей немало
Сердце пело петухом.
Жаль еще — писала: «Вышью
Розу я тебе и мак».
Жаль еще: защельной мышью
Заворожен был, дурак… —
Так сказал я той, которой
Бредил я, мечтой томим;
Той, что мне была опорой,
Стала горюшком моим;
Той, какую сердцем нежил,
Грел, дыша в ладошки ей,
Обжигаясь ветром свежим
Долгих северных ночей.
И еще сказал я гневно:
— До конца казнись, змея,
Валентина Алексевна,
Валя бывшая моя!
Толки шли ко мне порою,
Все ж я верил, как в свое, —
В сердце малое, пустое,
Воробьиное, твое.
Совесть брал я на поруки,
У тебя она, как пыль,
Легче обмануть в разлуке,
С расстоянья в тыщу миль.
Ты зачем мне объявляла,
Что огонь горит в крови?
Ты зачем душой виляла,
Целовала без любви?
Ты зачем в горах Урала,
У озер, во мгле лесной
Впереглядушки играла
На свиданиях со мной?
Я прощал немало людям,
Но такое — никому.
Так давай сердца остудим,
Край терпенью моему?
Мне и горько, и обидно,
И спрошу я оттого:
Неужель тебе не стыдно
Сердца злого своего?..
Час остался до рассвета.
Ты ответить мне должна…»

И сказала мне на это
Валентина Варгина:
«Я и злая, и плохая,
И не девка, а металл, —
Все ты, парень, перехаял,
Пустяков набормотал.
Некозырный мальчик милый,
Ты не жаль меня осой,
Тут не взять ни злом, ни силой,
Ни грозою, ни лозой.
Мало ль что — былое слово?
Целованье на ходу?
Не случалось с кем такого
На семнадцатом году?
И теперь храню твой снимок,
И теперь ты мил, так что ж?
Поцелуями одними
На земле не проживешь.
Я мечту имела: годик,
Два ль, — на краешке земли,
В море, в чертовой погоде —
Ты — добытчик для семьи.
Ради той добычи верной,
Что нужна не мне одной,
Я б ждала, была примерной,
Нестроптивою женой.
Ну а где достатки эти?
Поминал ты в письмах? Нет.
Как мы стали б жить? А дети?
Да и нам немало лет.
Не жадней других, не хуже,
Интересней прочих баб,
Я желаю жить при муже
Не беднее их хотя б.
В молодой пока поре я —
Не хочу таскать хомут.
Подурнеешь, постареешь —
Замуж, милый, не возьмут.
Потому, залетка умный,
Вот тебе и весь ответ:
По дешевке красоту мне
Отдавать расчета нет…»

«Мне тоска мутила душу,
И сказал я, как спьяна:
— Будьте прокляты, Валюша,
Валентина Варгина!
Вы, ласкаясь, кривью жили,
Вы мою срамили честь,
Вам не страшно оболживеть,
Лишь бы сладко пить и есть.
Уж простите, право, дурня,
Что явился без рублей.
Что не стал он в жизни шкурник,
Каин совести своей.
Ничего вокруг не видеть,
Только сало тискать в пасть —
Это — молодость обидеть,
Это — душу обокрасть.
Так себя навек завялишь,
Потеряешь в жизни нить.
Очень скучно для себя лишь
Жить и землю тяготить.
А кругом такие дали…
Не в одном оконце свет…
Ладно, нечего скандалить,
Тратить попусту совет.
Затянула, видно, тина
Вашу душу всю до дна.
Так прощайте, Валентина,
Валентина Варгина!..»

Воет вьюга повсеместно.
Гонит снег с вершины прочь.
За стеной палатки тесной
Залегла медведем ночь.
Разбивает ветер тучи,
Целиной бежит сквозной,
Ходит черною, могучей
Океанскою волной.
«Вот, я все сказал до края
Про мое житье-бытье.
Буду помнить, умирая,
Я свидание свое.
Шел я пеший, будто леший,
Думал, может, на ходу —
Не совсем еще сгоревший,
Я душою отойду.
Только нет, душе мятежно,
Что скажу я кораблю!
Я ж любил ее безбрежно,
Ныне — подлую — люблю.
Раньше грела сердце почта, —
Порвалась и эта нить.
Вот казню себя за то, что
Не могу ее забыть.
Или счастье только снилось?
Иль гроша не стоит честь?
Отчего, скажи на милость,
На земле такое есть?»

— Что же мне тебе ответить?
Не утешу я, моряк.
Все мы знаем, что на свете
Не прожить без передряг.
В простоте святой и жидкой
Было б легче, может быть,
Все свалить на пережитки.
Плюнуть, бросить и забыть.
Нет, не то. А все же ясно:
Выбивают клином клин.
Ты не мучь себя напрасно,
Не живи с бедой один.
Право, лучше у истока
Разойтись, еще любя,
Чем потом весь век жестоко
Каждый день казнить себя.
Ну, не дергай мрачно бровью,
А пойми, не хмурь лица:
Лишь одна любовь
с любовью
Может сладить до конца…

Ты сказал: «Пора в дорогу,
Пожелай, браток, добра…»
Выли прямо у порога
Океанские ветра.
Покурив молчком под кручей,
Потоптавшись полчаса,
Разошлись мы, взяв на случай
Друг у дружки адреса.
Буря билась с диким плачем
В голый камень Тунтури.
И вставал из тьмы Рыбачий
В первых проблесках зари.

Кольское Заполярье — Урал,
1953

Я издали любил вас. Издали.
Ни запретить. Ни под арест.
Я целовал во сне вас истово,
Как старики целуют крест.
Я огородами и тропами
Бродил у вашего двора,
И терпеливо слушал проповедь
Пенсионеров от пера.
Они учили — что́ не велено,
Плюс проклинали грех и плоть.
И тарахтела речь Емелина,
Которому черед молоть.
И пальцы вздев, они, как исстари,
Свою из губ сучили нить.
…Я издали любил вас. Издали.
Ни под арест. Ни запретить.

1971

Нет, не гожусь я в судьи строгие,
Что мямлят, истины твердя.
Меня минувшее не трогает,
Ему я, право, не судья.
Былому времени отпетому,
Быть может, сгинуть не черед.
Но я люблю вас — и поэтому
Вам все прощаю наперед.
И я — надежда вам не ложная,
Не мимолетная беда,
И жизнь такая, как положено —
Живая, грешная вода.
И я, признаться, вам завидую,
Благословляя, как напасть,
И вашу боль, и вашу битую
И неповерженную страсть!

1972

Ночь провел я вместе с вами
Там, где Симон Кананит
Бредит мертвыми словами,
Зло железами звенит.
Наверху, еще не в силе,
Пел во тьме ручей зачин.
Мы смеялись и грустили
Без особенных причин.
Были радость и доверье,
Чьи-то добрые стихи,
И дарили нам деревья
Золотые пустяки.
Под косматой буркой бука,
В час душевного тепла
Были мы одни. И скука
Третьей лишней не была.
Хмель кружился на поляне,
И, небось, я оттого,
Наподобье старых пьяниц,
Не запомнил ничего.