Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

Но если наши руки
Поднимутся как меч,
То эти наши руки
Не пробуйте отсечь.
Такого рода штуки ж
Дают в итоге кукиш.

А варево поспело —
Разложены в мешки,
Привешены к стропилам
Сухие корешки.

Эй, береги свой полный шкаф!
А он пустой, как дырка.
Снимай свой череп, костоправ,
С паршивого затылка!

Попробуйте и вынете
Оттуда свежий сад,
Попробуйте и двинете,
Я был бы очень рад.

И две руки пошире,
Пошире две руки,
Тяжелые, как гири,
И нежные, как персики.

И две ноги, и выше…
Ах, как я был бы рад,
Вот это был бы сад!
В котором ветки гладки,
Как зад,
Чтоб натянуть канаты
Для гамака.
Пока!

Беззащитные девочки
В ночном ресторане,
Вы горите, как щепочки
За столами-кострами.

Может, нет у вас папочки,
Может, вы убежали,
Вас купили за тряпочки —
Вы их так обожали.

Вас купили за музыку,
За медные трубы,
Вам так хочется праздника,
Вы бездушны и грубы.

Только нам-то от этого
Причитается кукиш.
Плохо дело поэтово —
За стихи вас не купишь.

Что нам даровано? Что ты даешь нам, Боже?
Игрушечные дни!
А воля-то, а воля-то на что же?
– Но мы одни.

Усилия восторженного духа,
Разорванная грудь.
Вот девушка. Она уже старуха.
Заснуть. Заснуть.

И видеть милые целованные щеки.
Наш мир – кровать.
К нам так бессмысленно, к нам так смешно жестоки…
Мечтать. Мечтать!

Довольно мрачных предсказаний,
Голодных строк.
Дай Бог мне бегать по-тарзаньи,
Дай Бог, дай Бог!

Дарованный мне Богом кусок
Был, кажется, не очень высок.
Кабина. Дверь. Мы в душе одни,
Лицо же совершенно в тени.

Скамья. Комок белья – узелок,
И темное пятно – уголок,
Мерцающее тело в тени.
Толкни, открой, еще протяни.

Стучащая секунда конца —
Я так и не увидел лица.

Ну и видок:
Растет медок
И пахнет ароматом —
Красивый вид.

Нацелясь аппаратом,
Висят вьюнки.
Плетут венки,
Обсажены дороги.

Свалившись с ног,
Лежат, раскинув ноги.
В саду темно.
Кричат в кино.

– Ты как считаешь, раб,
Искореним врага?
Такие радости бесспорны!

– О царь, давно пора.
Сломай ему рога,
Пожги хлеба, а также зёрна.

– Да, так-то так, а вдруг
Не на того нарвусь?
Не всякой цапле страшен сокол.

10 – Да, это сильный враг.
Брось, господин мой, брось,
А то еще посадят нa кол.

– Душе несносно, раб,
Ее несет любить.
Взойдет луна – пойдем, поищем!

– Да, господин, ты прав.
Когда душа полна, спеши ее пролить —
Для этого Бог создал женщин.

– Да, так-то так, да вот
20 Боюсь таких забав,
Чтоб далеко не залетело.

– Ты, господин мой, прав.
Когда душа горит,
Бывает, что сгорает тело.

– Тьфу ты, какой Намтар!
Чего наводишь страх?
Сидеть и ждать – тогда чему случиться?

– Да, господин, ты прав.
Того минует грех,
30 Кто не чрезмерно суетится.

– Пожалуй, что и так,
Но ведь когда ты тих,
Тогда ты, значит, не опасен.

– Мой господин, ты прав.
Враги любят таких,
Их меч остер и гнев всечасен.

– Ну хорошо же, друг,
Я что-то не пойму,
Не съесть ли мне гранат —
4 °Cкажи мне прямо.

– Ты царь, ты даже бог
По светлому уму!
Тот, кто поел, тот рад
И дальше ест упрямо.

– Я съем его, я съем,
Я вырву с корнем лист,
Я выжму сок из спелой груди.

– Да, господин, их семь,
Тех, кто нечист и чист, —
50 Приходит срок и гибнут люди.

Три зеркала, поставленные в ряд,
Вам ни о чем таком не говорят.
За вашею спиною ни черта,
За вами в рамах только чернота.
Вы выдернулись ночью изо тьмы:
«В трех рамах, извините, только мы,
Два профиля и совершенный фас, —
Три зеркала поставлены для нас».
И правый профиль гордо говорит:
«У нас, друзья, великолепный вид!
Да, вид у нас, конечно, мировой!»
И фас ему кивает головой:
«Действительно, костюм – деликатес,
И куплен он, конечно, в ДЛТ-с».

Три зеркала, три черные окна…
За вашею спиною тишина.
И левый профиль, оглянувшись вдруг,
Испытывает вроде бы испуг.
Он ищет штепсель, чтобы сделать свет,
Но люстры нет, и даже лампы нет,
И ваш портрет становится на вид,
Естественно, растерян и сердит.
Хотя их три, поставленные в ряд, —
Не захотят, возьмут – не отразят.

У дороги обочины
Мир ужасно летуч,
Мы слегка озабочены
Фигурами туч.

Мы читаем «Известия»,
Мы глядим в «Огоньки»,
Мы сажаем созвездия
На чужие коньки.

Играла кошка в мышки,
Играл трубач с трубой.
Нам выпускали кишки,
Нас гнали на убой.

И нам ломала руки
Жестокая судьба,
Мы издавали звуки,
Как медная труба.

Мы вовсе не хотели,
Просили в нас не дуть
И жалобно свистели,
Высвистывая жуть.

Тогда нас брали в кресла,
К нам подходил дантист…
Подобные ремесла
Излечивают свист.

Я прошу вас в катакомбы,
Где творили гекатомбы,
Где рубили мясники,
Надевая на крюки.

Где ошметки и обрывки
Только мелкие отрывки,
Где обломанные ветки
Только мелкие заметки.

Где заметаны следы
И бездействуют суды,
Где следы замыты
И суды забиты.

Я привел вас неспроста,
Узнаете ли места?
Я не буду слишком строг,
Я ведь ангел, а не Бог.

Но просили вас сюда,
Извините, для суда.
И поэтому пока,
Начиная с пустяка,
Мы, законам вопреки,
Вырвем ваши языки.