Антонио Нобре - Мельник ностальгии (сборник)

Когда я вижу, как она проходит,
Худа, бледна, на мёртвую походит,
Идёт на пляж за морем наблюдать, —
Ах, сердце стонет звоном колокольным,
Угрюмым звоном, точно над покойным:
Её судьбу нетрудно угадать.

Как лист легка, как веточка сухая,
На небо смотрит изредка, вздыхая:
Снуёт там чаек острокрылых рать.
Зрачки её – малиновки немые,
Они бы в небо с ликованьем взмыли,
Да крылья не придётся испытать.

В молочно-белых рясе и берете —
Сгущённый лунный свет в том силуэте —
Как издали её изящна стать!
На пляже видя белую фигуру,
Все кумушки завидуют ей сдуру:
«Невеста! Повезут её венчать!».

Собака – компаньон её печальный,
Собаке предстоит и в путь прощальный
За ней идти, и ждать её, и звать…
В глаза с тоской ей смотрит: «Не исчезни!»,
Под кашель, частый при её болезни,
Пёс сразу начинает завывать.

И с горничной, – что толку в той особе? —
Среди детей у моря сядут обе
Там, где синей и чище моря гладь.
Дед – Океан, в глаза ей робко глядя,
Льняной свой ус рукой дрожащей гладя,
Беседу с ней стремится поддержать

Об ангелах, каких во снах видала,
О том, из-за кого она страдала…
Волна прильнёт и убегает вспять,
И сердце разрывается от горя,
Когда услышу нежный шёпот моря:

«Излечишься, лишь надо подождать…».
Излечишься? Напрасные надежды!
О, падре, умасти её одежды:
Тебе её придётся отпевать.
И тело ангела истлеет в яме,
Так рок судил – любимой быть червями,
Никем другим любимой не бывать.

Излечишься? Болезнь ей тело гложет…
Поверить в исцеление не может,
Ах, если б хоть на время забывать!
Но кашель сух, в нём столько острой муки,
Стук молотков мерещится мне в звуке,
Как будто гроб явились забивать.

Излечишься? А нос её в то лето
Стал заостряться: верная примета…
И с ужасом на это смотрит мать.
Сухие пальчики, как веретёнца…
Мать бедная, ей не поможет солнце,
Смотри! Октябрь, дни стали убывать…

По девственной реке не лунная ладья,
Торит извечный путь – скользит в волнах Святая.
От золота волос волнистая струя
Сама, как жар горит, в лазурной глуби тая.

Нет слаще сна Святой, спокойней забытья,
Для влажного чела – мазь лунная, густая,
А к телу льнёт воды сквозная кисея,
Ирина по волнам скользит, скользит, блистая…

Скользит, как белый чёлн, в опал и молоко…
И, увидав её, шепнёт жасмин левкою,
Что мрамор на воде колышется легко.

Вплывает в океан…Ещё далёк восход…
И кто-то молит там, над тихою рекою,
За тех, кто в этот час – над бездной тёмных вод…

Уснула, умерла, ушла в мечты… Не троньте!
В обитель – путь её, там, в небе купола.
Молитесь за неё, поля на горизонте
И тополя у вод, в которых смерть нашла.

Так Гамлет захотел. Вы постриг узаконьте,
Зовущие её к себе колокола.
Молчите вы, дрозды, в кустах не пустозвоньте,
Укрой её теплей, грядущей ночи мгла.

О, ласковый закат, влюблённый и унылый!
За нею лишь одной бродил он дотемна,
Теперь его свеча пребудет над могилой.

Струящихся светил на небе след нечёткий:
Планеты нанизав на свой шнурок, луна,
Лишь за неё молясь, перебирает чётки.

Прошло шесть месяцев, как здесь я, на чужбине,
Живу один, а ты… в родных горах, в ложбине
Осталась, добрая моя, вздыхая и грустя,
Старушка славная! Ведь ты была – дитя.
И здесь, во Франции, во тьме, в часы ночные,
Я видел столько раз твои черты родные:
Заходишь в комнату тихонько в тишине,
И мёртвая, опять тревожась обо мне?
Когда могильщик спит, тайком ты из могилы
Встаёшь, о Доброта, Душа великой силы,
Издалека идёшь, и видно, по звездам
Тебя в ночи ведёт Господь, Отец наш, Сам…
Маран прошла уже, там нынче полнолунье,
Испания в ночи – смуглянка и колдунья,
Ты спросишь пастуха со стадом, там, у вод,
Где только лунный свет и звёздный небосвод,
Как Францию найти, а он тебе ответит:
«Смотри, моя звезда тебе в пути посветит…»
И думает, душой витая в вещих снах:
«Мадонна, нищенка иль призрак, лунный прах?»
Идёшь с улыбкою… Чешуйчаты, как змеи,
Остались позади, чернея Пиренеи,
Где нетерпение стремит людской поток
В курьерских поездах на север, юг, восток…
Приходишь!
Сыплется земля твоей могилы
На деревянный пол. О, этот звук унылый!
В одежде спрятана, в тончайшем полотне,
Могила шла с тобой без устали ко мне.
Опора страждущих! О, милосердный Боже!
Бывают жребии мистически похожи:
Ведь с нашей Родины, Господь её храни,
Ушли мы странствовать в одни и те же дни:
Ты боль свою в гробу, как в сундуке укрыла,
Мою ж со мной – несла морской стихии сила:
По океану плыл, где грозный вал бурлит,
А под водой – всегда покой могильных плит.
Но жизнь – лишь день один, каприз, игра узора…
Увидимся мы вновь… я знаю, очень скоро!
И в мире том, ином, хочу тебе служить,
Святая Доброта…

Как страшно должен стыть
Твой дом подземный: льда он, видно, холоднее,
Чтоб тело в целости твоё хранить вернее.
И о могиле мне старик сказал, смирен:
Не пахнет смертью там, не тронул тела тлен…
Святая! Как я мог тебя одну оставить
Средь сов – им только мрак полночный, жуткий славить,
Одну, и в холоде… Мой Бог! ты лишена
Той дружеской руки, что так тебе нужна:
Чтобы могла тебя укутать в одеяло,
Чтоб молоко тебе согретое давала,
Впускала светлые рассветные лучи,
Лампадку теплила, как оберег в ночи,
И голос не звучит у той плиты холодной,
В тревоге искренней, в печали безысходной,
Не спросит: чем помочь? спокойно ль нынче спать?
Бедняжка милая! Моя вторая мать!