Валерий Кузьмин - Душа из тела вышла отдохнуть… (сборник)

А я так счастлив и влюблен,
Ничто не сможет пересилить,
Вместить в себя и все осилить,
О боже, как же я влюблен!

Чтобы найти, что так мечталось,
Боготворить, чтоб так любить,
Отдать всю душу, что осталась,
Вот это счастье – с нею быть.

Дай бог, чтоб каждому досталась
По жизни женщина своя,
Чтобы внутри вся растворялась,
И возрождалась бы всегда.

Перелом иль безысходность,
Или новые огрехи,
Мы как-будто и не помним,
Что мы в то же время дети.

Все стараемся исправить,
Только время нам помеха,
Все хотим на кон поставить,
Без греха, на многи века.

Удивляемся порою,
Что не вышло, но хотелось,
А потом не представляем,
Все прошло, но нету смеха.

Что хотели не добились,
На локтях одни подтеки,
Видно здорово стремились,
Промывая жизни реки.

Все с кисельными искали,
Манку, что с ушей давило,
Промелькнуло где-то рядом,
Но к никчемному прибило.

Вот та речка, вот тот берег,
Но вода в реке отрава,
Да и берег вроде выцвел,
Вся истоптана поляна.

Не лоснится манкой белой,
Чернотой порос скорузлой,
Вылезаешь лишь ногтями,
По нему цепляясь грустно.

Лодка носом притупилась,
С грязи вытащить нет мочи,
Так судьба распорядилась,
Здесь сиди, суши порточи.

Может кто-то и окликнет,
Разглядев случайно в ночи,
«Эй, бродяга, ты хоть жив ли?»,
А ответить нету мочи.

Распластался на отходке,
Руки сами в крест сложились,
Так и помер, может с водки,
Может вовремя прибили.

Был бы крест, на нем визитка,
Мол прошел по жизни шатко,
Но и здесь была ошибка,
Жил не жил, вот в чем загадка.

Девяностые сродни военным,
Кто в окопе, а кто в тылу,
Кто считается убиенным,
Воскресает в другом углу.

Пролетели, забылись вроде,
Те бригады и та братва,
Пиджаки под малину не в моде,
Да из речи ушла «ботва».

Все сменилось, с девяток в «бэхи»
Пересели, но взгляд все тот,
Забывают свои огрехи,
В депутатский идут народ.

Все замазано, все по масти,
Если делят, то лишь в верхах,
Не стреляют друг друга власти,
Все на счет, если при делах.

Но остались те, кто далече,
Получивши тогда срокА,
Эти зэки, как малые дети,
Все быкуют, как и тогда.

Все для них в розовом свете,
А при выходе гаснет свет,
Они как на чужой планете,
Но считают, что бывших нет.

…В день откидки, бугор вчерашний,
Был на волю немного зол,
В девяностых прошло неважно,
Упекло все же за забор.

Что имел тогда, не базарил,
Все кидал на банковский счет,
Двадцать лет за спиной оставил,
Но на старость имел расчет.

Код-наколка под левой мышкой,
Ни стереть, ни забыть нельзя,
И проценты за годы вышли,
Можно жить, жизнь не вся прошла!

Посчитал, что в дорогу дали
За года, что на лицевой,
Ничего, что так ободрали,
Там поднимем еще с лихвой.

В бутике поменял бушлатик,
Шуз скрипучий на ногу сел,
Галстук, тройка – такой салатик,
Седоват, но по жизни цел.

До столицы в купейной неге,
Трое суток, чем не лафа,
Не узнать в этом человеке,
Коммерсантик, а не зэка.

Вот и площадь, и те вокзалы
От рекламы слезят глаза,
Надо снова искать каналы,
Чтоб причалиться в никуда.

Счет с подмышки впечатал в память,
Застолбился, как монумент,
Вот и банк, и швейцар, как наледь,
То ль охранник иль просто мент.

Дверь сама расползлась при входе,
Вроде рада любой душе,
Клерк с улыбкой уже на взводе:
«Что угодно, мы рады все,

Что проверить иль снять наличку,
У вас счет или личный код?
Наберите, момент, отлично!
….Но вот денег он не дает.

Он закрыт уж четыре года,
Все до цента вы сняли тогда,
Нет, не Вы, извините, ошибся,
Приходила ваша жена.

Я тогда удивился немного
Слишком сумма была крута,
Но она отрезала строго:
«Что мне делать, решу сама!».

Он согнулся, как от удара,
И, как лунь, сединой пошел,
Вспомнил он, что была Тамара,
С той заочницей ночь провел.

Наливала, поила крепко,
С грелки, что на себя взяла,
Взглядик вспомнил колючий, крепкий,
Тоже бывшенькая зэка.

Год фиктивного брака вспомнил,
А развод без нее подписал,
Ухмыльнулась она в концовке:
«Зря, родной, ты меня послал.

Я с душой, так хотелось жизни,
А ты лишь бы в постель легла,
Я б ждала, ты ночами снился,
Я поверила, я б смогла».

Руку поднял, а там наколка,
В память видно ее вошла,
Ведь по масти она воровка,
Все запомнила и свела.

Пред глазами туман стелился,
Клерк с таблетками и водой,
Набок тихо, молча свалился,
И тихонечко на покой…

Ведь судьбинушку не обманешь,
Да и прошлое не отодрать,
Если в жизни кого-то протянешь,
У тебя тоже могут украсть.

С девяностых последние вздохи,
Да и те не слыхать никому,
Слишком сложные были дороги,
Кто-то вверх, ну а кто-то – к углу…

Сединой вековою окутан
Древний Псков, звон церковный плывет,
И к заутрене тянутся люди,
Видно, души Господь их зовет.

Величав, горделив и прекрасен,
Купола заиграли в лучах…
Долгий век их не будет напрасен,
Скорбь и радость, все вместе собрав.

А нам не хочется курить и предаваться,
А все торчат и утекают в никуда,
И в коме могут безответно отдаваться,
И строить новые кому-то города.

Очнувшись с комы и глаза продравши,
Найдя наощупь выпитый стакан,
В раздумье чуть другому подыгравши,
Спросили: «Ты ли нам и наливал?»

А он спросонья, ничего не понял,
Конечно, я, простите, не хотел…
Но ничего в себе не узаконил,
И голый вышел, хоть и потерпел.

Девчонки оторвались, как хотели,
Подняли мужика как никогда,
Но для себя немножечко присели,
А надо ль было иль была тоска…

Вразумлю, если очень захочет,
Не захочет, то и не вразумлю,
Надо мной истерично хохочет,
А потом прошепнет: «Я люблю».