Валерий Кузьмин - В облаках ангел смотрит на всех… (сборник)

Была у рыбака собака,
Ну, так дворняга,
Он иногда с собою брал,
Не забывал.
Пришел на озеро,
На лодку поутру.
Собака с ним,
Поплыла, как к суду,
Не знала бедолага, что ко дну
Она пойдет, да кто и знал о том,
Что пес был глуп, но это все потом.
Закинул, ждет, поклевка, он напрягся,
Ему ловить – другому лишь купаться,
Чуть поплавок нырнул – она за ним,
Не знала дура, что клевал налим,
Налим от счастья так разинул рот,
И заглотил дворнягу – идиот.
Рыбак вообще не понял ничего,
Была дворняга – тута никого.
Рыбак-дурила: «Где моя дворняга?»
По лодке прыгал – бедолага,
Стал удочки сворачивать домой,
Смирился он с собачьею судьбой.
Налим на дне – уже почти уснул,
И снился сон, что он почти – акул,
Налим ее уже переварил,
Но червяка на леске все ж схватил,
Рыбак налима в лодку завалил,
И счастливо до дому подвалил,
Когда ж в ухе ошейник надкусил,
Его кондратий враз разбил.
Мораль – ну не зарыта там была собака,
Лишь дважды была съедена, со страха,
Кто испугался – то ли тот налим,
То ли рыбак, что и пошел за ним.

Однажды в гриве льва,
Нашелся дом для муравья,
Все б ничего, ведь мал был муравей,
Ну, тут, как у людей,
Что б всем отдельная квартира,
И муравью не подфартило.
Лев не смирился, что его сосед,
Прижился у него без разрешенья,
И ну его гонять, и нажил много бед,
А мог бы проявить, хоть капельку
терпенья.
И лапой гриву тер, о дерево чесал,
Часами в водоеме полоскал,
Но толку нет – живет его сосед,
И даже потихонечку щекочет,
Ну, кто так жить захочет,
Но где-то лев слыхал,
Чудесный метод избавленья,
От этого мученья.
Иль кто-то набрехал,
Что керосин, от всякой мелкоты,
Избавит от беды.
Достал ведро,
Соседу насолить и сдуру,
Иль с горяча —
Себе на шкуру.
Так взвыл владыка леса, от ожога,
Что околел до срока.

Мораль, конечно же, нужна,
Где есть сосед – там есть вражда.

Однажды все собрались за грибами,
Ну, повод был – давно не отдыхали,
С собою кто – что мог и, начиная от
сапог,
Харчи грузили и корзины брали,
Погорячей вообще не забывали.
Ту т кто во что горазд,
Кто послабей – портвейн,
Кто водочку запас,
Так что бы день,
Не зря погас.
Приехали на место, разложились,
Бивак раскинули, чуть-чуть
перекрестились,
И понеслось за первый и большой,
За грузди и что б их косой,
За белые, что б были те все в ряд,
За красные, что б их большой отряд,
За мелочь всякую, так запивали,
Ну, в общем, ничего поддали,
И песнь запели, тот, кто мог,
Другие дрыхли у костра, без задних ног,
Кто в пляс, а кто в любовь,
А третьи в драку,
Все отдыхали и забыли бедолагу.
Была в том коллективе эта птица,
Толь белая ворона, толь синица,
Один все ж был – не пил,
С корзиною по ельнику ходил,
Набрал всего чего хотел,
И белый был и красный, и опята,
Корзина полная, но вот его ребята,
Кто головой у пня,
Кто в кустиках склонился,
Народ весь перепился,
И он за ухом почесал, и им сказал:
«Ну, что ж вы, мужики, дошли до ручки,
Что дней вам мало, от аванса до получки,
Что вы поперлися за тридевять земель,
Глушить портвейн».
И развернулся, и потопал к дому,
Ну не лежит его душа к спиртному,
А утром, на работе, на стене,
Прочел приказ об увольнении себя.
Приказ был прост:
Мол, коллектив, боролся из последних
сил,
А он, подлец, доверье подкосил.

Мораль: ты белая ворона,
А стая черная и заклюют за раз,
А чтобы было без урона,
Смени на черный свой окрас.

Ворона у дворняги поутру,
Пока та дрыхла в будке,
Стащила кость и села на дубу,
Поиздеваться псиненой побудке,
Та, чуть продравши глаз,
Завыла в сто белуг,
От горя причитая,
Что жизнь ее до ужаса плохая,
Что старая уже и нет у ней подруг,
И что ворона хуже попугая.
Так разоралась – весь подняла двор,
Все загалдели разом на ворону,
Вороне что – пустяшный перезвон,
Как говорится, вору в пору.
На тот базар с хозяйского окна,
Двухстволочка на солнышке блеснула,
Один хлопок – ворона у дуба,
Второй хлопок – дворняга жизнь
свернула.
Мораль для всех дворняг и всех ворон,
С утра не делайте разгон,
Хозяин с вечера немного перепил,
Не разбираясь, пристрелил.

Крот в темноте ночной, прорылся в
огород,
По жизни слеп, но носом чуял грядки,
Зато и не любил его народ,
Если поймают, били без оглядки,
Но крот хитер, он днем спокойно спал,
А ночью на охоту выползал,
Пока народ тот отдыхал,
Таков нахал.
Да в огороде было, что поесть,
Но крот был мал и все ему не съесть,
Он больше портил, чем съедал,
И со слепу иль по судьбе в капкан попал,
Что делать, выхода здесь нет,
Залился крот горючими слезами,
К всевышнему воззвал,
Под небесами,
Вдруг услыхали,
Что слеп он и обижен,
Что и по жизни бит уже не раз,
Ну, в общем стрижен.
И голос с высоты шепнул: живи,
Но не воруй, капкан открылся,
Крот выпал из него и оживился,
Проверил шкуру, хвост,
Да все на месте,
От радости такой,
Решил своей невесте,
Подарок принести,
А что нести, конечно, с огорода,
Не учит жизнь урода.
Всего набрал, ползет к своей норе,
Нагруженный, слепой от счастья,
В всевышнего не веря, хоть молил,
Но все забыл,

И тут опять ненастье,
Второй капкан
кротишку удавил
Мораль слепа,
всевышний все видал,
Но счастья
дважды не давал.

Лариса-крыса у свиньи,
Деньжонок одолжила,
Мол, надо ей на гарнитур,
Чтоб было все красиво,
Свинья поверила сперва,
Дала деньжат на время,
Но все равно в душе своей,
Ей до конца не верит,
А время шло, Ларисы нет
И гарнитура тоже,
Дошло свинье в ее душе,
Что дали ей по роже,
Да и вообще, как может быть
Что крыса ей товарищ,
Какой свинье пообещать,
И даже не напарить.

Мораль для всех весьма проста,
Ведь крыса – это крыса,
Напарить может и слона,
А звать ее Лариса.