Сергей Морейно - Берега дождя: Современная поэзия латышей

стою в карауле, в зеленом хэбэшнике, разбитые кирзачи хлюпнули
немой калашников через плечо, папиросу прячу в ладони
стою в карауле: ночь, темнота, трясина молчит
плеск крыльев в воздухе: скалится деревянный божок

многоликий идол славян, предводитель кельтов,
чело на монете, гроза Великого Рима
и усталый, небритый ходок через Альпы
здесь мы встретились – в спрессованных тысячелетиях
древнее первоплемя на коленях Европы: я на восток отправлюсь обратно,
бойи-богемцы (собиратели скальпов) останутся тут:
другие уйдут еще дальше
на стене надпись: до смерти два шага
положим, враки, и до Москвы помене 2000 километров
месяц совсем близко – неужели до дембеля не дотопаю – нашли дурака
хватит стоять, присядем-ка на дорожку

горный воздух бодрит: Радагайс, зеленый подол Европы
урановая руда и гномик Румцайс с горняцкой лампой
вылез из книжки с картинками, прошел сквозь облако
(горы, как опиоманы?) о тайным тропам
на лыже одной, получил золотую медаль, сияет

богема праджеров. Стою в карауле, полон интернационализма
звезда просвистела мимо ушей, в пустоты провалов
на другой стене надпись: парень, иди домой, Федя твою Наташу
заболело колено, кругом чернота – скоро сменяться

седьмое вступление. Утомительно. Рестораны внизу ни на час
крыши особняков острые, как пирамиды (в Риге знаю, кто этой
ночью не спит)

вдруг полыхнуло, и в ритме ча-ча-ча
вонзилась еще звезда, попала. В яблочко. Гаснет. В сердце

«в клетку все, ах все мои платья
небо в клеточку над моей головой»
доисторический товарняк под вечер приволок нас в Ригу
сельдями в набитой бочке; гудок стоп

«в аду назрела социальная революция
потекут по жилам красное вино и сладкий ром»
джины, банданы, бабочки на голое тело
уголь, шлак, искры; ветер не в бровь, а в глаз

«шел снежок буланому под ноги
дальнею дорогой поспешал мустангеро»
на подножках сквозного тамбура, на одной ноге
получившими свое журавлями; мустанги прерий ржут

«глаза твои черней и влажней солдатской портянки
ноги твои пушистей цыплячьей грудки»
колеса стучат, буксы скворчат, пенят вечернее пиво, и в дебрях
папоротников

Марианна, что за блестючий цветок засел у тебя волосах

«крыша поехала» говорят полагаю едва ли
сто третий номер пятиэтажка чердачный этаж
взгляд сквозь бойницу опускается во двор девяносто девятого дома
тут ты выстрелил падаешь и летишь
а муравьи сидят на завалинках и скамейках играют
в песочнице скверный винчик пьют потихоньку
таинственный мир под крышей
на балках-насестах нетопыри к стропилам льнут голуби
кидали свинцовую биту копейки переворачивались
скрипит под ногами и на зубах желтовато-серый песок
и полосатый киска зеленоглазый раджа
бесшумно крадется к птицам несуетным как куропатки
хлебные крошки клюют не жнут и не сеют
в школу еще не хожу
время еще дай Бог сам гаснет свет и поэтому
чердак ароматен как с тяжелой рукою мозолистой жизнь
кто там прячется в темных углах за бельем на бечевках
пустые бутылки в корзинах пачки газет случайная книга
«Маленький лорд Фаунтлерой» и прочие ценные вещи
тут ты выстрелил падаешь и летишь
когда говорят «поехала крыша» всегда вспоминаю
дебри сто третьего номера книгу детства и даже если
раз на раз не придется мозолистая рука
пройдется по волосам и бояться нельзя
в темном углу ядовитый кошачий глаз полосы звезды
и дворничиха держит ключ у себя
отныне

если давно не случалось в Курземе быть
в переулках Задвинья поймай перекличку шарманщиков
водопад на улице Ивандес и звон у речного устья
едва лишь клин журавлей под тем же углом
проспиртованный воздух нюхни за Брамбергес над бывшею
монополькой
и чтоб пожарные на каланче у Шампетра дудели и били в бубны
на площади Рысаков мотор закряхтел закашлял
по улице Апузес откуда автобус бывало на Руцаву к озеру Папес
когда с плантаций тюльпанов восстанет Ева словно из чрева матери
покажет точно стрелка часов где стопроцентного видземца
Ояра Вациетиса встретить
в имении Кандавской улочки метит рак широкой клешней золотую рыбку
патримониальный округ Риги платит налоги
за то что давно не случалось в Курземе быть
да кто же мешает

Вроде все позабыто. Лишь след до сих пор прохладен.
Дождь смоет все следы. С остальным сами сладим.
Трясогузки клюют по зернышку. 6 баллов волны.
Стропила вдруг стали вантами. Полночь.

Тьма. И я рисую фантазию.
Через SOTHEBY она отправится в Азию.
В салатовых комбинациях музы кругом порхают.
Дождь и ветер. Не сахарные, не растают.