Вадим Пугач - Антропный принцип

Чтоб был поэкзистенциальнее,
Просчитывался с трудом;
Семерка пик, дорога дальняя,
Бубновый туз, казенный дом.

Не хочешь? Ладно, не подсказывай.
Аптеки нет, но бензобак
И на углу конторы газовой
Случайный выводок собак.

Куда маршрутка нас ни вывези,
В какую даль ни завези,
Везде собаки не на привязи,
Ни с чем серьезным не в связи.

Всего, на что ни глянешь, – поровну —
Деревьев, снега, гаражей, —
И все разрознено и порвано,
И ветер резче и свежей.

Сейчас задует, разбодается;
Прощайте, меры и веса, —
И все на свете распадается
На обороте колеса.

Наконец-то настала свобода,
Равновесье желаний и сил:
Я деревьям прочел Гесиода —
Мне скворец уголок уступил.

Я не стал монументом, итогом,
Не свихнулся, не сел на иглу,
И за то за воздушным порогом
Проживаю у птицы в углу.

До такого отказа распахнут
Угловой полуптичий уют,
Что скворцы расцветают и пахнут,
И деревья под ветром поют.

И неважно, какие там грузы
Опускаются на рамена,
Потому что прекрасные узы
Существуют на все времена.

И осенние листья, которым
Вышли сроки, и все нипочем,
Поднимают шуршание хором,
Опадая под первым лучом.

О, как себя мы мучим и неволим!
Я, где бы ни присел и ни прилег,
Держу под неслабеющим контролем
Часы, ключи, очки и кошелек.

Я скован ограниченным набором
Возможностей утратить. Я прожду
Всю жизнь, изнемогая под напором,
Таинственную чувствуя вражду.

О, я не смог бы пережить утрату
И этой грани не пересеку.
Я только жалкий сторож. Но не брату —
Часам, ключам, очкам и кошельку.

Сам по себе не ценный и не важный,
Случайный сдвиг в фигуре речевой,
Я только металлический, бумажный,
Очковый, часовой и ключевой,

Всечасно погребаемый под догмой,
Везде подстерегаемый врагом…
О, как меня изматывает долг мой,
Когда живешь и дышишь о другом!

Все жестче и безоговорочней
Диктует гнилое нутро
Подкладывать пальцы под поручни,
Не жить по законам метро;

Однажды с глазами навыкате
В вагоне по-волчьи завыть,
Потом ненароком на выходе
Портфель с динамитом забыть.

А, собственно, что в ней законного —
В подземной железной петле,
Где пеший сошел бы за конного,
Когда бы сидел на метле;

Где кажется небо овчинкою,
Где поезд, туннели сверля,
Позвякивает чертовщинкою,
Проталкиваемой в сверх-я?

Толкай, истолковывай, вытолки —
Вот бестолочь туч наверху;
И небо не стоило б выделки,
Когда бы не гром по стиху;

Когда бы не то, что мы выразим,
Чтоб перло – таи не таи,
Чтоб город, как женщина с вырезом,
Проветривал храмы свои.

Люблю окраины, края,
Люблю районы новостроек.
Архитектурная струя
Мощней риторик и героик.

Асфальтовый глубинный бред
Мощней булыжного мощенья.
Бесперспективен беспросвет
В конце проспекта Просвещенья.

Сюда не едет дон Альвар,
Готовя месть вдове коварной,
Но Поэтический бульвар
Процвел поэзией бульварной.

Какой глагол ни изреки —
Мощнее сутолока, склока
В предместьях жизни. Озерки
Шумят и вытесняют Блока.

Я тоже мог бы вместе с ним —
Хотя бы на правах вассала.
Но я, увы, невытесним,
Наоборот, меня всосало.

И тут-то, всосан в глубину,
Пойму, чего мне не хватало,
Когда как следует хлебну
На страшной глубине квартала.

Однажды, пару лет тому, в подземке
Я видел двух ментов: на их телах
Сорокалетних как-то мешковато
Сидела форма, к выпуклым задам
Уныло приторочены, дубинки
И кобуры подрагивали вяло,
И в сумрачных чертах помятых лиц
Все говорило гражданам о долге.
Один из них (не граждан, а ментов)
Был женщина, и на нее мужчина
Смотрел с такой невыносимой страстью
И нежностью, ненужной даже ей,
Что я глазам сначала не поверил.
Я пригляделся. Нет сомнений. Нынче
Была их ночь и, видимо, впервые,
Иначе как возможен этот взгляд
На рыхлую прокуренную бабу
С мясистой рожей?
Господи, так вот
Какими тропами любовь крадется!
Какими тропами любовь крадется? —
Вопрос поэта милиционеру.
Кому еще вопросы задавать?

Как чернильную грязь ни выбрасывай —
Все равно ты никак не кальмар.
Трехволновые ритмы Некрасова
Освящают мещанский кошмар.

Слюдяная ундина из омута,
Мутноватой волною – лови.
Жаль, привычка к несчастью какому-то
У меня, точно вирус, в крови.

Я забуду свои и твои дела,
Я займусь сочинением фраз
Вроде: лучше бы ты ненавидела,
Чем жалеешь вот так через раз.

Вроде: что ж, по куску откарябывай,
Буду нянчить, работать и клясть,
Вермишелью, по мелочи, крабовой
Пропуская нелепую страсть.

Вроде: леску срывая с удилища, —
Кто добыча и где западня? —
Доведи мою жизнь до судилища,
То есть просто до судного дня.

В сердце булькает чуть не котельная,
Оттого я и тепел, и зол,
И душа, как креветка коктейльная,
Погружается в липкий рассол.

Ураганы, трусы и поветрия —
Вся земля как воспаленный шрам.
Знаемая нами геометрия
Точно расползается по швам.

Отчего-то все обыкновеннее
Сбой дыханья, ломота в кости.
Господи! Останови мгновение.
Не для кайфа – дух перевести.

Ты ведь тоже занят переводами
Духа телом и наоборот.
Отчего ж лицо твое над водами
Дарит лишь проекции бород?

Как на полуфразе, на периоде
Вызнать плод, облепленный ботвой?
Сколько знаков – но попробуй выуди
Тот, который непременно твой.

Из каких таких поймаю сфер твою
Реплику и что отдам в залог?
Чем еще безудержно пожертвую,
Продлевая мнимый диалог?

Каждый раз, превозмогая радиус,
За чертой окружности вися,
То ли паникую, то ли радуюсь,
Оттого что жизнь еще не вся.

Прозяб. Не от холода – дольней лозой,
Травой над заброшенной штольней,
Почти не заметил, как стал кайнозой
Назойливей, самодовольней.