Демьян Бедный - Том 3. Стихотворения 1921-1929

Бредя тропами узкими,
   Тянулись по полям,
«Подарками» французскими
   Грозили москалям.

Французскими снарядами
   Косили их ряды, –
Нарядными отрядами
   Шли супротив «орды».

Простившись с рабской долею.
   Ведя с панами спор,
«Орде» пришлось неволею
   Жолнежам дать отпор.

Зафыркали над Вислою
   Советские коньки.
Пилсудский с миной кислою
   Считал свои деньки.

Паны вопили властные
   Над кучей векселей.
Шумели близко красные
   Знамена москалей!

Шли москали с угрозою
   Шановному дерму.
Но Врангель злой занозою
   Торчал у них в Крыму.

Они барона выбили.
   Сказал он, стерва: «Пас!»
Себя не спас от гибели,
   Зато шляхетство спас.

Спаслись вельможи чванные.
   Пилсудский «бардзо» рад.
Жолнежи – хлопы рваные –
   От пана ждут наград.

Ждут год, и два, и более,
   И дождались «орлы»:
«Знай, хлоп! За своеволие –
   Ручные кандалы!

Ты никуда не денешься
   От панской кабалы,
А если взъерепенишься, –
   Получишь… кандалы!!»

Что ж? Панство, хлопа мучая,
   Дождется судных дней!
– Хлоп! Упустив два «случая»,
   Будь в третий раз умней!

Лакеи Стиннеса, опьянены изменой,
   На коммунистов брызжут пеной
И, одобрительный ловя хозяйский взгляд,
У ног хозяина восторженно скулят.
   Старайтесь, верные собачки,
Авось хозяин ваш удвоит вам подачки!
   Но не дивитесь, коль потом
Придется вам, упав со страху на карачки,
Зализывать свои зловонные болячки
Под гинденбурговским кнутом!

Пану Пилсудскому. Мое шанованье!
Какое у вас на выборы упованье?
Рабочих арестовано много ли?
Вы меня окончательно растрогали.
Ценю «чистоту» вашей работы:
Насчет чести никакой заботы,
Хотя б какой-нибудь фиговый листок!
Свистите в полицейский свисток,
Орудуете ручными кандалами,
Как будто весь век занимались такими делами!
   Нет нужды ни красками, ни карандашом
Расписывать ваши социалистические прелести:
Вот вы весь стоите нагишом,
Свирепо сжавши челюсти!
Что еще можно о вас сказать?
Что могут добавить укоризненные обращения?
Достаточно пальцем на вас указать:
«Любуйтеся… до отвращения!»
Давний ваш корреспондент,
Я в настоящий момент
Перехожу на безработное положение,
Тем более что, впавши в «консервативное окружение»,
Ллойд-Джордж, мой адресат другой,
Шаркнул ногой –
И ушел с политической авансцены.
Какие, с божьей помощью, перемены!
   Вот только разве вести с берегов Сены
Дадут материал для моего пера.
Давно пора.
И не зря я решил, что стану
Приглядываться к французскому «Тану»:
Там начали писать так умно,
Как не писали давно.
В связи с такой ситуацией
Пахнет интересной комбинацией.
Я не собираюсь делать из этого секретов
(Я частное лицо и пишу приватно),
Но для некоторых французских клевретов,
Воображаю, как все сие неприятно.
Но ведь своих клевретов господа
Не спрашивают никогда.
Господа так решили! Следственно,
Клевреты должны поступать соответственно.
Так повелось не со вчерашнего дня.
«Слуги господам – не родня,
Но являются частью живого
Господского инвентаря».
   Мудрое это изреченье не ново
И почерпнуто мной – слово в слово –
Из польско-французского политического словаря!

Нам сей пример – он тут уместен! –
Из Иловайского известен:
   Противник Цезаря, Помпеи,
Был Милюкова не глупей.
«Что Цезарь мне и Рубиконы! –
Помпеи хвалился. – Хлам какой!
Да стоит топнуть мне ногой,
И вырастают легионы!»
   Конец Помпея был каков?
«Протопал» он свою карьеру!
И вот папаша Милюков
Такому следует примеру?!
«Мы – здесь, – кричит, – мы здесь! Мы
здесь!»
«Да где ж?»
«В Берлине и в Париже!»
Подумаешь, какая спесь!
Рискните сунуться поближе!!

Простор бескрайный океана.
Знамен победных алый цвет.
Бойцы! От Бедного Демьяна
Примите пламенный привет!

Владивосток! Теперь ты вправе –
Права дала тебе борьба! –
Стать назло вражеской ораве
Красой ценнейшею в оправе
Советско-русского герба!

Рабочему беда как туго.
Кому там важно: ел он? пил?
Зато великий Стиннес Гуго
Уж треть Германии скупил!
А социал-прохвосты рады
И каждый день – не устают! –
Читают умные доклады,
Где гимны Стиннесу поют.
А коль на острую занозу
Решатся в ход пустить угрозу,
То Стиннес только скажет: «Тут!»
И циркуляр напишет трестам:
«Весь этот грозный шум раздут.
Они угрозы все сведут,
Как и всегда, к фальшивым жестам!»

Трум-ту-ту-тум!
Трум-ту-ту-тум!
Движутся, движутся, движутся, движутся,
В цепи железными звеньями нижутся,
Поступью гулкою грозно идут,
Грозно идут,
Идут,
Идут
На последний, на главный редут.

Главная Улица в панике бешеной:
Бледный, трясущийся, словно помешанный.
Страхом смертельным внезапно ужаленный,
Мечется – клубный делец накрахмаленный,
Плут-ростовщик и банкир продувной,
Мануфактурщик и модный портной,
Туз-меховщик, ювелир патентованный, –
Мечется каждый, тревожно-взволнованный
Гулом и криками, издали слышными,
У помещений с витринами пышными,
Средь облигаций меняльной конторы, –
Русский и немец, француз и еврей,
Пробуют петли, сигналы, запоры:
– Эй, опускайте железные шторы!
– Скорей!
– Скорей!
– Скорей!
– Скорей!
– Вот их проучат, проклятых зверей,
Чтоб бунтовать зареклися навеки! –
С грохотом падают тяжкие веки
Окон зеркальных, дубовых дверей.
– Скорей!
– Скорей!
– Что же вы топчетесь, будто калеки?
Или измена таится и тут!
Духом одним с этой сволочью дышите?
– Слышите?..
– Слышите?..
– Слышите?..
– Слышите?..
– Вот они… Видите? Вот они, тут!..
– Идут!
– Идут!