Павел Якушкин - Народные стихи и песни

Посторонъ святаго града Іерусалима
На земли было три царства беззаконныихъ:
Первое царство былъ Содомъ городъ,
А второе царство былъ Гоморъ городъ,
А третье было царство Рахлинское.
На ихнее беззаконіе великое —
Да не могъ на нихъ самъ Господь смотрѣть.
Содомъ и Гоморъ Господь скрозь земли прослалъ,
А на этое третье царство, на Рахлинское,
Напущалъ Господь Богъ на нихъ змѣя лютаго,
Давали они со города скотиною
Ко лютому змѣю на съѣденіе,
И ко пещерскому на прожреніе.
Во градѣ скота у нихъ мало осталося:
Давали они со города по головы,
По головы человѣческой,
Ко лютому змѣю на съѣденіе,
Ко пещерскому на прожреніе.
Во градѣ людей у нихъ мало оставалося,
Собиралися всѣ жители рахлинскіе
Къ самому они царю на широкій дворъ;
Метали они жеребьемъ самоволжевымъ
Со самымъ царемъ со Агапіемъ.
Но жеребье царю доставалося
Ко лютому зврѣю иттить на съѣденіе,
Ко пещерскому на прожреніе.
Прикручинился царь и припечалился.
Возговорить ему царица рыхлинская:
«Не кручинься, царь, и не печалуйся;
У васъ есть съ тобой кѣмъ замѣнитися;
У васъ есть съ тобой дитя единое:
Она единая дочь не милая;
Она вѣруетъ вѣру все не нашую:
Богу молится она распятому;
Отдалимъ мы Олексафію ко лютому змѣю,
Ко лютому змѣю на съѣденіе,
Ко пещерскому на прожреніе».
Многой радостью царь изнаполнился,
Приходилъ онъ въ палаты бѣлокаменныя,
Ко своей ко дщери въ одинокія;
Вызывалъ онъ въ упокой ее во особый,
Уговаривалъ онъ дочь, обманывалъ:
«Ты, прекрасная Олесафія Агапеевна,
Ты вставай-ка, Олесафія, изъ утра ранешенько,
Умывайся, дѣвица бѣлешенько,
И снаряжайся, Олесафія, хорошехонько:
Изъ утра я тебя буду замужъ давать,
Ты въ которую вѣру вѣруешь».
Срадовалася Олексафія, взвеселилася,
На ложницу она спать не ложилася:
Всю темную ночь она Богу молилася;
Молилася она Спасу пречистому,
Второму Миколы Барградскому,
Третьему Егорью-свѣту Храброму.
Между тѣмъ дѣвицы и утро пришло.
Встала Олексафія ранешенько
Умывалася она бѣлешенько,
Снаряжалась она хорошехонько.
Выходила Олексафія на крутой крылецъ.
Взглянула Олексафія на широкій дворъ:
Посреди двора было царскаго —
Тутъ стоитъ корета сама черная,
Припряжены кони неученые.
Посаженъ дѣтина въ платьѣ травурномъ;
Ино тутъ же Олексафія догадалася,
Горячимъ слезамъ она обливалася:
«Не на то меня мать спородила,
Чтобъ отдать меня во свою вѣру;
А на то меня мать спородила:
Отдаетъ меня батюшка ко люту змѣю,
Ко люту змѣю на съѣденіе,
Ко пещерскому на прожреніе».
Повели Олексафію со крута крыльца,
Сажали Олексафію въ корету черную,
Повезли Олексафію ко синю морю,
Ко тому ко восходу ко змѣиному.
Выходила Олексафія изъ кореты вонъ,
Садилась Олексафія на крутой берегъ,
Ко тому ко морю ко синему.
Уѣзжалъ дѣтина въ платьѣ траурномъ:
Оставалась Олексафія одинешенька.
На листу у Олексафіи было написано:
Святые ангелы были все, архангелы.
Молилась Олексафія Спасу Пречистому,
Второму Миколы Барградскому,
Третьему Егорью — свѣту Храброму.
Услышалъ Господь Богъ ея моленье,
Посылалъ Господь Богъ Егорья Храбраго
Для храненія дѣвицы отъ змѣя лютаго.
Пріѣзжалъ Егорій на добромъ конѣ,
Онъ слѣзалъ, Егорій, съ коня храбраго;
Онъ поклонъ воздалъ дѣвицы низешенько:
«Богъ на помочь тебѣ, царская дочь Олексафія!»
Давалъ Егорій Храбрый свой шелковъ поводъ
Олексафіи дѣвицы на бѣлы руки:
«Подержи ты, говоритъ, Олексафія, моего коня,
А больше того смотри сама на сине море:
Когда на морѣ волна будетъ подыматися,
Изъ пещеръ змѣя лютая появлятися,
Ты тогда мевя, дѣвица, ото сна сбуди».
Онъ возговорилъ Егорій, а самъ спать уснулъ.
Держала Олексафія коня храбраго,
Больше того смотрѣла на сине мope.
На морѣ волна стала колыбатися,
Но тутъ же Олексафія она испугалася,
Горячими слезами она обливалася,
Начала дѣвица Егорья ото сна будить;
Не могла она Егорья ото сна сбудить.
Она жалко Олексафія сама росплакала:
Покатились у Олексафіи горючи слезы
На Егорьево на бѣло лице;
Оттого Егорій ото сна возсталъ.
Онъ беретъ свое жезло булатное,
Онъ пошелъ Егорій ко синю морю,
Ко тому ко восходу ко змѣиному.
Онъ бьетъ змѣю копьемъ во прожерище:
«Ты будь змѣя и кротка и смирна,
Ты пей и ѣшь мое повелѣнное,
Олексафіево благословенное».
Распоясалъ Егорій свой шелковъ поясъ,
Онъ продѣлъ змѣи насквозь прожорище,
Онъ давалъ Олексафіи на бѣлы руки,
Онъ давалъ, Егорій, самъ наказывалъ!
«Поведиткась, Олексафія, змѣя лютаго
Во свое во царство рахлинское.
Скажи батюшкѣ царю Агапію,
Пущай повѣруетъ вѣру христіанскую,
Пусть состроитъ онъ три церквы соборныя.
Ежель не повѣруетъ онъ вѣры христіанскія,
Ты пусти змѣю на свою волю,
Потребитъ змѣя ихъ всѣхъ до единаго,
Не оставитъ имъ людей на сѣмены».
Повела Олексафія змѣя лютаго
Во свое царство во рахлинское,
Становилась Олексафія посреди града,
Закричала Олексафія женскимъ голосомъ:
«Ты услышь, мой отецъ, рахлинскій царь!
Ты повѣруешь ли вѣру христіанскую,
Ты состроишь ли три церкви соборны ихъ?
Ежель ты не повѣруешь вѣры христіанскія,
Я пущу змѣю на свою волю,
Потребитъ змѣя васъ всѣхъ до единаго,
Не оставитъ вамъ людей на сѣмены».
Царь со радости онъ вѣры повѣровалъ,
Онъ создалъ свою заповѣдь великую:
«Я сострою три церквы соборныя:
Церковь Матери Божьей, Богородицы,
Еще Троицы Живоначальныя
И святому Егорью свѣту Храброму.
Я не разъ Егорью буду въ году вѣровать,
Я не разъ въ году — два раза».

Востошная сдержавная
Какъ у славнымъ гради у Кееви [5] Во всѣхъ извѣстныхъ мнѣ варіантахъ или: «Съ восточнаго держанія», или «Восточное держаніе».
А жилъ себѣ Володимеръ князь,
Володимеръ князь Володиміравичъ;
Онъ имѣлъ сибѣ двинадцать сыновъ,
Двинаддать сыновъ любезнѣйшихъ;
Только взлюбилъ ёнъ трехъ сыновъ:
Святова и Глѣба, Бориса,
А третьева Святааполка,
Той имѣлъ сибѣ за большаго сына.
Дѣлилъ грады на три части:
Что Кеевъ градъ, Черниговъ градъ Святому и Глѣбу, Борису,
Привдавѣшанъ [6] T. e. самый бѣдненькій градъ. Прим. пѣвца. градъ Святополку.
Святой Полокъ пишетъ листы,
Пишетъ листы къ меньшимъ братьямъ:
«А вы братья, вы и меньшія!
Выѣзжайте въ чистоя поля,
Въ чистоя поля пиръ пировать,
Пиръ пировать, атца паминать».
Бяруть письмо, сильно плачуть,
Дабровъ конивъ сидлаивчи,
Въ чистоя поля ваизжаивчи,
Бѣлы шатры раскинаивчи.
Святой Полохъ наѣзжаивчи,
Глѣба нажомъ зарѣзаивчи,
Бариса каміемъ закаляивчи,
(Въ) топки болоты отволачаювчи,
Подъ гнилу колоду подкладаивчи.
Ляжатъ мощи тридцать три года,
Ничаво мощамъ не врядиласи,
Ни ятъ солнца ни засохли,
Ни ятъ вѣтру ни завѣтряли,
Ни ятъ дожжу ни сатлѣли.
Святому Глѣбу славу поеиъ!
На вѣкъ слава яго ни иинуитца,
Саздай намъ, Господь, сяму міру пріукрасный рай!