Константин Бальмонт - Том 3. Стихотворения

Мы ходили, мы гуляли в изумрудном во саду,
Во саду твоем зеленом мы томилися в бреду.

Мы глядели, как, зардевшись, расцветает нежный сад,
Мы хотели, чтоб скорее был нам спелый виноград.

Мы молили, искушали, вопрошали мы Судьбу,
Мы с дрожанием трубили в живогласную трубу.

Мы звонили, и звенели в Небесах колокола,
И была над нами в ветках Птица райская светла.

И потом мы утешались за дубовым за столом,
Пили, ели, прохлаждались, не заботясь ни о чем.

И потом мы пожелали, чтобы ум совсем исчез,
Мы манили и сманили Птицу райскую с Небес.

И потом мы перестали говорить: «А что потом?»
Гусли звонко в нас рыдали, поцелуйный был наш дом.

Голубь к терему припал,
Кто там, что там, подсмотрел.
Голубь телом нежно-бел,
На оконце ж цветик ал.
Белый голубь ворковал,
Он цветочком завладел,
Он его зачаровал,
Насладился, улетел.
Ах ты белый голубок,
Позабыл ты ал цветок.
Ах ты белый голубок,
Воротись хоть на часок.

Из острогов, из затворов,
От косых холодных взоров,
От напрасных разговоров, –
Улети.

Птицей вольной, птицей белой,
Из темницы застарелой,
Унесись на подвиг смелый, –
Есть пути.

В миг один свершится диво.
И свободно и красиво
Засияет луг и нива, –
Захоти.

Пленным – крючья, пленным – пилья,
Но мечтой умножь усилья,
Вот растут, белеют крылья, –
Что ж, лети.

Камень тяжкий отвалился,
Душный свод тюрьмы раскрылся,
Прахом твой порог затмился, –
Отмети.

Будь же с нами, с голубями,
В голубом воздушном храме,
Мы помчимся облаками, –
Улети.

Уж очень, голубок,
Ты хитрый воркунок!
Затянешь, зажурчишь,
Разрушишь в сердце тишь,
Разломишь в нем ледок,
И манишь, и пьянишь,
О чем-то говоришь,
О чем и невдомек,
Заставишь воздыхать,
И стыдного желать,
Заноет сердце, – глядь,
Вспорхнешь и улетишь.

Кто сказал, что будто Небо далеко от нас?
Солнце – в мыслях, Месяц сердцу светит каждый час.

Чуть помыслим, – это утро, это свет дневной,
Чуть полюбим, – это дымка с ясною Луной.

И Луна, побыв, как Месяц, в нежном серебре,
Станет Солнцем, чтоб тонули помыслы в заре.

И небесный серп, собравши жатву всех сердец,
Золотит колосья мыслей, их сплетя в венец.

Серебро в пресуществленьи золотом горит,
В мыслях жемчуг, в мыслях звездность, камень-маргарит.

Переливные опалы в озерной воде,
Свадьба Месяца и Солнца, зов звезды к звезде.

Не поймешь, когда полюбишь, двойственных речей,
Только будь как пламень Солнца, луч среди лучей.

Не найдешь раздельность Неба и Земли родной,
Если разум обвенчаешь с царственной Луной.

Вкруг сада – из рыбьих костей я построил забор.
На них положил изумрудно-сребристый ковер,
Который я сплел из змеиных и рыбьих чешуи.
Приходи, и яви мне свой взор.

Приходи, поцелуй.
Снежащийся свет днем исходит от рыбьих костей,
А в ночь загорается в них словно нежный светляк.
Сказать, почему? Ведь он же из бездны морей.
А Солнце в морях засыпает на время ночей,
И в них спит Луна, перед тем как пробудится мрак.

В ковре серебро, и в ковре золотой изумруд,
Сияний таких ни слова, ни века не сотрут,
И зыбь – без конца в тишине многолиственных струй.

Приходи, о, скорей, я уж тут,
Приходи, поцелуй.

Отчего душа болит, а уму не говорит?
    Я люблю. Я люблю.
Отчего огонь в крови, хоть зови, хоть не зови?
    Я люблю. Я люблю.
Отчего на Небесах звезды ясные в венцах?
    Я люблю. Я люблю.
Отчего из темноты дышат пьяные цветы?
    Я люблю. Я люблю.
Отчего в журчаньи струй так и бьется поцелуи?
    Я люблю. Я люблю.
Отчего к цветку цветок посылает лепесток?
    Я люблю. Я люблю.
Отчего в твоих глазах и желание и страх?
    Я люблю. Я люблю.
Отчею ж ты, отчею не у сердца моего?
    Я люблю. Я люблю.

Для сестры моей, любови, есть лазоревы цветы,
Есть лазоревы цветочки самой свежей красоты.

Самой свежей, самой нежной, из-под первой той росы.
Для сестры моей, любови, и другие есть красы.

На холме, холме зеленом есть высокий теремок,
Под оконцем воркованье, стонет белый голубок.

Голубь нежный, белоснежный, он проворный, круговой,
Чуть крылами затрепещет – он со стаею живой.

Проворкует, нас, мол, много, это правда, а не ложь,
За одним другой и третий, хоть считай, да не сочтешь.

Замелькаю! затрепещут, крылья блещут и горят,
Для сестры моей, любови, в Небе выпросят наряд.

В самом Небе, в синем Небе, у высоких облаков,
Уж помолят, уж попросят бирюзы и жемчугов.

Уж помолят, уж попросят изумрудов, жемчугов,
И а гласа отливного, и тончайшиих шелков.

Небеса ли им откажут, в Небе много там всего,
Для сестры моей, любови, и для счастья моею.

Мы не по закону,
Мы по благодати
Озарив икону,
Ляжем на кровати.

Мы не знаем брака
Выше, чем желанье.
Мы в глубинах мрака
Яркое сиянье.

Вне сцеплений слова
Льются наши речи.
Может, будем снова
В столь же вольной встрече.

Может, бесповторен
Праздник нашей страсти.
Пусть. Чертог узорен
Двух свободных счастий.

Я вошла в зеленый сад,
Повидалася с цветами,
Разноцветные горят,
Цветом с сердцем говорят
«Ты люби зеленый сад,
Ты побудь подольше с нами».

Я не слушалась цветов,
А они, в пахучей силе,
А они, – их нрав таков, –
Трепетаньем огоньков,
Воссияньем лепестков,
Надо мною почудили.

В терем свой от них ушла,
И с фиалкой голубою
Я заснула, я спала,
Я во сне была светла,
Я чего-то все ждала,
И проснулася – с тобою.

На теле нашем, на нашем теле
Одежды разны – одна черна,
Потом серее, потом зардели –
Красней, бледнее, как снег бледна.

Не будем медлить в одежде черной,
И сбросим серый слепой покров,
И с красной лентой, с одной узорной,
Мы явим свежесть и свет снегов.