Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Нас дома трое лишь осталось:
Данило, мой подручный, я
Да Прися, доченька моя.
Она лишь только подрастала,
Лишь созревала, наливалась,
Моя черешенка!.. Не дал
Мне дочерью налюбоваться
Святой владыка, — может статься,
За прежние грехи карал
Меня, седого!..
Не ходили
Ксендзы, а люди их возили,
Как кони, из села в село.
Творилось этакое зло!
Однажды ночью их, проклятых,
Ко мне на хутор занесло.
Разнузданная челядь — каты,
Драгуны с ними… Дай же мне
Когда-нибудь, мой боже милый,
В твой мир вернуться из могилы —
Изжарю шляхту на огне!
Не трепещи, сынок мой, в страхе…
Все изверги ксендзы, все ляхи
Перепились, и Присю — хвать!
И с нею заперлися в доме.
А пьяная вся челядь спать
Свалилась в клуне на соломе.
Драгуны тоже… Мы с Данилой
Соломы в сени натащили
И дом и клуню подпалили.
Проклятым больше уж не встать,
Детей казачьих не терзать!
Мы в пепел катов превратили.
Но Прися, бедная моя,
Сгорела с катами… А я…
На пепелище водрузили
Мы крест с Данилой, помолились,
Поплакав, боль перемогли
Да на коней, туда — к обозу!
Трех сыновей моих нашли,
Да, в добрый час, и полегли
Все вместе тут!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А как мы бились, умирали,
За что мы головы теряли,
За что — в курганах?… Поживешь —
Дознаешься, быть может, тоже.
Ведь слава-то грохочет все ж
О наших головах… Быть может,
И про курганы и про нас
Слепые лирники по селам
Правдивой думой невеселой
Расскажут людям…»

И станом гибким, и красою
Пренепорочно-молодою
Я старый взор свой веселю.
Бывает так, что я смотрю, —
И — дивно! — как перед иконой
К тебе свою молитву шлю.
И жалко, старому, мне станет
Твоей девичьей красоты.
Что с нею делать будешь ты?
На белом свете кто же станет
Святым хранителем твоим?
Где тот, кто на тебя повеет
Отрадой в горести, в беде?
Кто охранит тебя, согреет
Огнем сердечным? Кто он? Где?
Ты сирота. Кто, кроме бога,
Тебя согреет хоть немного?
Молись же, сердце. Помолюсь
И я. Но некое прозренье
Вдруг наступает: ясно зренье,
И я молитвы не творю,
И на тебя я не смотрю.
Мне снится: матерью ты стала,
И вот передо мной предстало
Не в бархате твое дитя…
И вянешь ты. А дни летят,
Все увлекая за собою.
Надежда — скрылась и она,
Ты на земле как перст одна.
Своей обласкана судьбою
Была ты, только и всего,
Пока дитя твое росло,
Покуда силы набиралось.
Оперилось — и ты осталась
Стара и немощна. Людей,
Людей бездушных умоляешь
И Христа ради простираешь
У глухо замкнутых дверей
Худые руки.

Вот так же иногда тобою,
Тобою, сердце, молодою,
Свой старый взор я веселю.
На стан твой гибкий я смотрю,
Молитву богу посылаю,
Я небо за тебя молю.
Молись и ты, моя родная,
Пока еще твою судьбу
Святое небо не решило.

Огни горят, оркестр играет,
Оркестр рыдает, завывает.
Алмазом ясным, дорогим
Сияют очи молодые,
Блестят надежды золотые
В очах веселых, — любо им,
Очам негрешным, молодым.
И все хохочут, все смеются,
И все танцуют. Только я
Гляжу, и слезы тихо льются.
О чем, о чем же плачу я?
О том, быть может, что тоскливо,
Как день дождливый, сиротливый,
Минула молодость моя.

Неволя, или горе злое,
Иль пролетевшие года
Разбили душу? Иль с душою
Я вовсе не жил никогда?
А жил с людьми и опаскудил
И душу чистую?.. А люди!
(Смеются люди без стыда.)
Зовут ее и молодою,
И непорочной, и святою,
Как вздумают… Из вас любой —
Мой враг! И лютый! Вы украли
И в грязь поганую втоптали
Алмаз мой чистый, дорогой —
Мою вчера святую душу!
А вам смешно! Нехристиане!
От вашей грязи я заране
И грязным стал, и не узнать,
Бывал я чистым или не был,
Когда меня на землю с неба
К себе вы взяли и писать
Стихи дрянные научили!
Вы на дороге положили
Тяжелый камень и разбили
О камень, господа страшась,
Мне сердце, ставшее убогим,
А в прошлом чистый мой алмаз!
Теперь иду я без дороги,
Без троп проторенных… А вы
Удивлены, что спотыкаюсь,
Что вас и долю проклинаю.
И плачу тяжко, и, как вы…
Души измученной чуждаюсь,
Своей неправедной души!

Какого дьявола я трачу
Бумаги столько, перья, дни!
А то, бывает, и заплачу,
Да как еще! Но не одни
Дела мирские тут причиной;
Я плачу, словно старичина,
Который, выпив, слезы льет,
Что в мире сиротой живет.

Все снится мне: вот под горою
Белеет хатка над водою,
В тени под вербами стоит.
И все я вижу: дед сидит
Совсем седой и забавляет
Дитя кудрявое, ласкает
Родного внучка своего.
Все снится мне: неторопливо
Выходит мать., смеясь счастливо,
И деда и дитя свое
Три раза весело целует,
Малютку кормит, и милует,
И спать несет; а дед сидит,
Тихонько молвит, улыбаясь:
«Да где же это доля злая?
Печали эти да враги?»

И старый шепотом читает,
Перекрестившись, Отче наш .
Сквозь вербы солнышко сияет
И тихо гаснет. День погас,
Все смолкло. Помолившись богу,
Побрел себе и дед к порогу.

Опять настало время злое!..
А было доброе такое;
Мы собирались расковать
Своим невольникам оковы…
Но глянь!.. Опять струится кровь
Мужичья! Палачи в коронах,
Как псы голодные, за кость
Грызутся снова.

Не на Украине, а далече ,
Там за Уралом , за Елеком,
Один старик, былой варнак ,
Мне рассказал однажды так
О том солдатовом колодце ,
А я, тоскуя, записал
Да потихоньку срифмовал
Без ухищрений, как придется.
(Конечно, крадено!) Послал
Тебе рассказ на вспомин вечный ,
Мой друг единственный, сердечный!

Однажды, в год большой зимы,
То было при Екатерине,
Тот памятный колодец ныне
Солдат там выкопал, а мы
О нем расскажем по порядку,
Такую повесть и в тетрадку
Не худо будет записать, —
Она еще жива в народе,
И все в ней правда, так сказать.
Пишите, значит, — был колодец,…
Нет, не колодец, а село —
Пишите! — в старину цвело
Между садами, при долине,
У нас таки, на Украине,
То было божие село.
И в том селе вдова жила,
И дочка у вдовы росла
И сын-малолеток.
Ништо иметь деток
Богачам; хвалить им бога
Трудно ль! А убогой
И двух деток много.
Ну, словом, так вдове досталось, —
Едва не пропала.
Думала идти в черницы,
Удавиться, утопиться, —
Так жаль ей малых деток стало.
Известно, мать, что и сказать,
Да, может, ожидался зять:
Уже Катруся подрастала
(Катрусей дочь вдовы звалась), —
Что ж ей без пары вековать,
Напрасно молодость теряя?
За то одно, что сирота?
А красота-то, красота!
О, богоматерь пресвятая!
А работящая какая,
А тихая! Вишь — сирота,
А всем на радость вырастала;
Из хаты выглянет, бывало, —
Так смотрит цветик под росой,
Так солнце из-за туч блистает:
Застыну, будто неживой
Стою, бывало… Кара злая,
Годы, сын мой, муки,
Кандалы — все это
Сил моих не утомило…
Сгину так со света,
Так и сгину. Ведь смотри-ка:
Смерти ожидаю,
А рыдаю, как ребенок,
Когда вспоминаю Катерину.
Слушай, сын мой,
Друг мой на чужбине!
Все записывай, что слышишь,
Да на Украине,
Если быть там приведется,
Всем скажи, пусть знают,
Что здесь дьявола ты видел
Своими глазами…