Константин Аксаков - Стихотворения

Когда Петра жестокой силой
Была вся Русь потрясена,
Когда измена к ней входила,
Ее грехом возбуждена,

Когда насилие с соблазном
Пошли на Русь рука с рукой,
Когда, смущаясь в духе разном,
Сдавался русских верхний строй

И половина Руси пала,
Отдавшись в плен чужих цепей, —
Тогда толпа теней восстала
На место попранных людей.

Соблазн, насилие, коварство
До цели избранной дошли,
И призраков настало царство
Над тяжким сном родной земли.

Вампира жадными устами
Жизнь из народа пьют они
И, греясь чуждыми лучами,
Ведут свои беспечно дни.

Но срок плененья близ исхода;
Судьба неслышно подошла,
Сказалось слово… Лик народа,
Редея, открывает мгла.

И вот свились, смутившись, тени
И жалкий поднимают клик:
Проклятья, стоны, брань и пени,
И шум, и гам кругом возник.

Мятутся, будто галок стая,
Завидев сокола вдали;
Шумят, кричат – не понимая
Друг друга и своей земли.

Да, столько лет прожив беспечно,
Без цели, мысли и труда,
В забавах жизни тешась вечно,
Народу чуждые всегда, —

Что будут тени в час, как новый
Их жизни озаряет свет,
И на вопрос судьбы суровой
Какой дадут они ответ?..

А ты молчишь, народ великий,
Тогда как над главой твоей
Нестройны раздаются крики
Тобой владеющих теней.

Предмет их страха, укоризны,
Молчишь, не помнящий обид:
Языческой свирепой тризны
Дух христианский не свершит.

В тебе ключ жизни вечно новый,
В тебе загадки смысл сокрыт…
Что скажешь ты?.. Твое лишь слово
Нам тайну жизни разрешит!

Краснеет лес, темнеют степи,
Весенний ветер потянул…
И тают ледяные цепи,
Везде движение и гул.

Отрадно мягок воздух; птица
Напев тревожный свой ведет;
Надеждою сияют лица:
Зима прошла, весна идет.

Весна идет! Но сласть не скоро
Зима свою уступит ей,
И силой грозного отпора
Не раз смутит сердца людей.

Вдруг ветер с севера завоет,
Метель с морозом налетит,
И снова землю снег покроет…
Опять зимы суровый вид!

Но этот снег не страшен, – даром
Что вид зимы с собой несет.
«То новый снег идет за старым», —
Премудро говорит народ.

Не устрашат нас ни морозы,
Ни снег весеннею порой.
Простим бессильные угрозы
Зиме, идущей на покой!

Грустно видеть, как судьба порою
Человека беспощадно гонит;
Как он силы напрягает к бою
И опять главу печально клонит;
Как вся жизнь – невзгода да лишенье,
Как нужда с трудом не расстается,
И в немом и сумрачном терпенье
Человек с лихой судьбою бьется.

Но еще грустней на сердце станет,
Как свершается паденье брата;
Как душа в нем робко, грустно вянет
Под дыханьем грубого разврата;
Как высокий дух и разум ясный
Средь страстей невежественных никнет,
Как потом, черствея ежечасно,
Человек к бездушию привыкнет.

Но грустней, когда лежит тяжелый
Мрак на жизни целого народа,
И живет он скорбный, невеселый —
Силам нет свободного исхода.
Он раскрыть даров своих не смеет;
Смутно он свое призванье внемлет,
Слово робко на устах немеет,
Ум во тьме, душа пугливо дремлет.

Но когда с народа мрак снимает
Провиденье благодатной дланью —
Вспрянет ум и крылья простирает;
Сознает народ свое призванье,
Свой он подвиг замышляет смело;
В божьем мире людям дела много…
И исполнен дум, готов на дело,
В мир народ идет и славит бога.

Телом мал, велик он духом
И точь-в-точь – Наполеон,
Даже, если верить слухам,
Не боится щуки он.
Серый, пестрый он собою,
Чешуя его проста,
Весь вооружен он к бою
Ото рта и до хвоста.
Знаменит в странах он водных,
Он задорен, он бреттёр,
Мыслей держится свободных,
Независим он и скор.
Он пылает бранным жаром,
Хоть живет в прохладе вод,
И зато ерша недаром
Русский полюбил народ.
Про его проказы славны
Он давно сложил рассказ,
И веселый и забавный —
Назидательный для нас.

Тебе, студент времен далеких,
Первоначальных, – я пою;
Ты помнишь ряд палат высоких,
Свою зеленую скамью;
Перегородок ряд железных
Ее на части разделял,
И их, как вовсе бесполезных,
Я в упоеньи силы рвал.

Ты помнишь множество историй
(Истории учились мы),
Нестройный шум аудиторий,
Где наши юные умы
Пускались в путь, велися споры;
Веселой шуткой и умом
Сверкали живо разговоры
За чаем, редко за вином.

Не всё гремели наши речи,
Мешались руки между слов,
И тяжко падали на плечи
Удары дружных кулаков.
И мой – тебе знаком довольно:
Когда ты глупости мне врал,
Он убедительно и больно
Соседа в спину упрекал.

А ты, – ты был не то, что ныне,
Ты молод был, ты был хорош;
Знал на пятак ты по-латыни,
А географии – на грош.
Хранил ты светских лоск приличий,
Но жизнь и сельскую ты вел:
Охотник главный, много дичи
Всегда и нес ты и порол.

Ты нравился во время оно;
Ты слушал, лестью упоен,
Что ты похож на Аполлона. —
Теперь, какой ты Аполлон!
Вокруг тебя веемою пахло,
Теперь ты в пристань стал, на рейд;
Ты ветхий деньми, старец дряхлый…
О meines Leben's golden Zeit! [3]