Надежда Ладоньщикова - Угол отражения (сборник)

И все, что видно не глазами,
взойдет в крови.
Ведь Истина – не со слезами,
а от Любви.

Под куполом любим недаром
проходит звон –
ведь порождаем не ударом,
а Небом он.

Качается дом
под лиственный шум,
качается том
ненаписанных дум,
качается шар
засыпающим днем.
Закат – как пожар
лиловым огнем.

В воздухе – взрыв
неоплаканных дней,
в сердце нарыв
молчит все сильней.
Вянут цветы
перед окном,
такой красоты
не имея днем.

Ближе волна,
Сильнее накал.
Каждый – сполна
найдет, что искал!
Кто чего ищет –
не знает сам,
Мы, духом нищие,
все – к небесам.

День все уходит
в свою благодать.
Где этот день
завтра искать…

А Земля – тоже Небо. Хоть годы идут,
рядом дерево листья на ветер роняет,
я роняю слова, я теряю маршрут,
но души не теряю, и она это знает.

Рядом ветер подхватит последний листок,
рядом окна засветятся за поворотом.
Ветер – всех неприкаянней. Так одинок
не бывает никто ни в какую погоду.

Это счастье увидеть даже осень весной,
эти лужи, доплывшие до магистрали!
Слышу – пахнет закатом, землей и луной,
и всем тем, что давно уже нам рассказали.

Перекресток – и дом, во всем мире уют.
Смотрит глаз неморгающий взглядом далеким.
А спешить уже некуда!
Больше не ждут
ни глаза,
ни вокзалы,
ни ноты,
ни строки.

Душа – актер, а внешний вид – герой.
Сюжет – трагедия, актер живой.
Но, на абстрактных темах драмы строя,
замучил Режиссер Героя.

«Прекрасным» критик все это назвал.
Актера забросал цветами зал.
А образы, что в драме были в горе,
не знали ничего о Режиссере.

Ушла в себя. Когда – разве важно в точности?
Услышала, секундные стрелки теребя,
что нет там никого, там только я – в одиночестве
бреду все по пустынным просторам себя.

В пустыне той – луна и далекое зарево.
Слушаю пески – сама не пою.
Я, может, доберусь еще живой в свой террариум –
вот, тень взяла и дудочку свою.

Запомнила – какое-то большое растение
так звонко цветет у ворот, не дыша!
Спокойной ночи, всё! Ты – мое сновидение:
в любой песчинке спит моя душа.

И новый, будто мир (не зная, не старь его),
собор моих снов со мной кочевал.
Там, может быть, розарий, и совсем не террариум,
а может, не розарий, а вокзал.

Что ж, тень моя, давай быстрее ворочаться!
Край моего пути – и край твоего.
Я, может, доберусь еще в свое Одиночество
и, как картину, разобью его.

Я была на Земле,
когда выли метели,
и смотрели с заката
сны без ответа,
и нельзя было крикнуть,
и летели, летели
разноцветными клочьями
дни против ветра.

Наезжая на время,
душили спокойно,
и, прижатые к стенке
всеми ветрами,
гасли тихо
последние свечи без боя,
навсегда не успев
обменяться словами.

Я была на Земле.
Эхо знает – была.
Темно-синим отчаяньем,
лампой ночной,
вырывая из Песни,
она позвала
то, что стало снежинкой,
что сделалось мной.

Я запомнила времени
быструю сеть,
одиночество эха
в зеркалах бесконечности.
И как трудно уметь
не моргая, смотреть
на призрачный след
единственной Вечности.

Как качались Весы
от дыхания звезд,
как менялись цвета
по солнечным ритмам.
Но часы для души
пробили вопрос.
Они долго звенели
на перроне открытом.

Я была на Земле.

Снегом свалится небо талое.
чтоб потом понять – за пределами,
я мелодию небывалую
Вдруг из нитей невидимых сделаю.

Вечность духа – словесной силе бы.
За минутами оголтелыми
Небо вдруг – необычно синее.
Рассмотрю его за пределами.

А зачем оно – небо белое?
Небо синее – этой вечности?
Небо белое за пределами,
вечное,
за чертой
бесконечности.

Я в одиночестве играю на рояле.
Я прихожу сюда во сне нередко.
В каком-то неземном, нездешнем, зале
разбрасывается земная клетка.

И свежий воздух льется водопадом,
но мне так душно в зале до рассвета
под взглядом бесконечной колоннады
немых, не разорвавшихся сюжетов.

И голос поднимается из клавиш,
и улетает в дальний космос нервно.
Земное сердце – что же ты так давишь?
Цветами распускаешься, наверно.

Рассыпанные бусы. Гулкий грохот.
Сгорают мысли в неподвижной свечке.
Играю сказку – разве это плохо?
для гномов, задремавших на крылечке.

Мне кажется, что помню я,
Что в небе след был – от звезды.
Вся круглая земля моя
видна отлично с высоты.

Зачем-то это напишу,
пока открыты звезды все,
пока, задумавшись брожу,
по тихой млечной полосе.

Я поищу ответа там
о том, как лучше строить дом,
и как не дать своим чертам
исчезнуть в зеркале кривом.

Проходит день, проходит ночь.
Проходит давняя гроза.
Как отторженье превозмочь
и снова сдвинуть полюса?

Как объяснить квадрат крестом,
Как сделать из квадрата круг,
Как жить потом, как строить дом
без милых слов и адских мук?

Я что-то старое пою
весенним вечером земным,
и тихо строю жизнь мою,
тот призрак, что неповторим.

А память дней и боль минут
потом оставлю за спиной.
Я знаю, что меня поймут
по звездам шедшие со мной.

Может быть, я и правда смертна,
но душа – от смерти лекарство.
Я учусь у тебя, Герда,
растопить ледяное царство.

По земле я хожу тихо.
Может быть, улечу однажды.
Я учусь у блага и лиха,
иногда их учу даже.

Я учусь у всего снова,
я писать научусь у Кая,
из тепла я сложу слово.
Только это сказка другая.

И Небо остается без меня,
и я так часто остаюсь без Неба…
Какие-то обрывки слов храня,
какие-то молитвы среди дня
в цветную небыль…