Надежда Ладоньщикова - Угол отражения (сборник)

За окном найдешь
Мой любимый дождь,
Колыбельную.
До окна дошла
неба глубина
беспредельная.

Трамваи бродят за окном
да светит в воздухе фонарь.
И снежным коченеет сном
ушедший год. Идет январь.

Январь кончается на дне
реинкарнации времен,
остановившихся теней,
опавших в белый, снежный сон.

Когда родится новый год,
живущий всяк увидит сам:
весенним блеском он пройдет
по лужам и по небесам.

Зима, зима. Анабиоз.
Чистилище календаря.
Уходят тихо в бездну звезд
сюжеты, жившие не зря.

И светят звезды-зеркала,
храня земные наши сны
и нашу явь. Зима пришла
покоем снежной белизны.

И снова песнь трамвай поёт,
в домах – вечерний тихий свет.
Идет январь. Уснувший год
на всем, на всем оставил след.

Граалевой бездне земные вериги –
мягки, легки, как валенки.
Мне бы какую-нибудь религию,
религию бы – хоть маленькую.

О, счастливы, счастливы, свечи жгущие,
в храмах поющие где-то.
Мне же все видится: небо тучами,
серыми, фиолетовыми.

Горела свеча, догорела, погасла.
Знаю – вспомнится в старости,
как он сочинял вечерами маслом
домишко беленький в зарослях.

О, счастливы под куполами певучими,
счастливы жгущие свечи.
Мне бы Грааль, не разъеденный тучами,
Мне бы молиться, да нечем.

Уйди с волны не любящих тебя,
забудь – совсем! об их существованье.
В изменчивом тумане ноября
имеют смысл одни воспоминанья.
Уйди с волны.

Танцуй и пой, как будто никого
здесь не было и нет. Да ведь, по сути,
штрихом уединенья твоего
от самого рожденья были люди.
Уйди с волны.

Невидимые двери хороши.
Прозрачны, зыбки, призрачны, но все же
никто не выпьет из твоей души
ни капли яда. И нектара тоже.
Уйди с волны.

И осторожно, будто видя сны,
касаясь рукотворных изваяний
в миру – уйди с любой чужой волны
в свои рассветы – истинные, ранние.
Уйди с волны.

У юности на краю
знаю, что не напрасно
строю душу свою
невидимо, ежечасно.

Крепки основы души,
их не снесет ветрами,
ветры поют в тиши
блуждая ее мирами.

Но часто кажется мне
под этот напев сольный,
что пусто – так пусто в ней
без лампы моей настольной.

Светом в ее окне
звездным узоры свиты,
но грустно, так грустно в ней
без чьей-то свечи и молитвы.

Будто музей, душа,
сколько чудес в ней разных.
Строю ее не спеша,
невидимо, ежечасно.

Инопланетный художник нарисовал храм.
Нарисовал неземные глаза на иконах там.
Нарисовал неземные цветы, от которых свет,
и вокруг храма – птиц, каких на Земле нет.

Будто бы в окна светлые там струятся лучи,
будто о лучших чувствах там душа не молчит,
будто бы это здание создано для души,
и на Земле кто-то его воплотить спешит.

Может быть, тот художник сам человеком был,
и, улетев, тосковал вечность – нас не забыл.
Мы ему снились ночами, если и там есть сны.
Помнил художник – людям рамки земные тесны.

Он бы на Землю снова с радостью прилетел,
хоть бы одно слово снова б сказать хотел.
Серебрятся туманности, Млечный бежит Путь.
Может, вернется на Землю художник когда-нибудь.

Люди в небо ночами, как и раньше, глядят,
церкви почтамтами в рай на каждом углу стоят.
Кто бы во что ни верил, верим, что жизнь – не прах,
что нам нарисуют храм в инопланетных мирах.

Художник заснул, счастливый, бросив кисть у реки,
картина сверкала в небо возле его руки.
Во сне летели на Землю и память его и храм,
А люди смотрели в небо и что-то видели там.

Мне листья с высоты приветы шлют,
проспекты заливают желтым светом.
А я тебя по-прежнему люблю,
и даже больше, чем весной и летом.

«Не уходи! Не уходи! Не уходи!» –
Стучался пульс во сне и под дождем.
Мне б подойти, мне б только взгляд спасти,
Но мы опять чего-то молча ждем.

Друг друга знали мы тогда едва ль,
и многое пришлось потом понять.
Стоим на месте – и уходим вдаль.
И молча разъезжаемся опять.

Летят все листья в клумбы и крыльцо,
тебя куда-то ветер гонит в спину.
Когда увижу я твое лицо,
Когда я маску от него откину?

Опять все это под дождем гудит,
как будто никуда не уходило.
Что это – кроме слез «не уходи»,
и мокрых, желтых листьев на перилах?

Нет, та была зима не та,
Снегов и счастья красота,
и те снега – как берега.
Она как будто в двух шагах,
но только в снах.

Летят снежинки с неба вновь,
не в глаз, а в бровь моя любовь,
все сны к тебе обращены,
но эти сны уйти должны.
Нет тишины.

И незачем смотреть назад,
И мне твой взгляд уже не рад.
Вокруг зима, как столб, нема.
я до ума дойду сама,
Сойдя с ума.

Взгляд – и бросилось пламя рассвета,
вдох – огромные звуки в мгновенье,
взмах – умчаться в движение это,
миг – застыть неподвижной тенью.

Взмах – свет клином сошелся на сцене,
вдох – под светом фигурка рояля,
взмах – и веером доли мгновений!
Миг – и пальцы аккордами стали.

Взгляд – и я ни о чем не жалею,
вдох – слова, будто эхо, раскатом,
взмах – и броситься просто на шею.
Миг – и в памяти след экспонатом.

Я не буду оконные рамы ломать,
если снег за окном в день весенний не пустит.
Никогда не забыть. Никогда не понять.
Что-то в чувствах не выдержит скоро – и хрустнет,

И покатится эхом в большой снегопад,
И уйдет в никуда, приглушенно рыдая.
Так и буду стоять, обернувшись назад,
пусть слетится на голову снежная стая.

Замерзая, увижу цветной полубред,
не разбудит пощечина зимнего ветра,
и забуду, что больше со мной тебя нет.
Даже если ты здесь, через несколько метров.

Никогда не забыть. Никогда не понять.
И разгонится сердце, и прыгнет на шею.
Да, на сердце, наверное, нужно пенять.
Я не жду, но, жалею. Ты слышишь – жалею.