Александр Твардовский - Василий Тёркин

Традиция народного творчества и классической русской литературы, энергия стиля произведения определили афористичность, пословичность, смысловую емкость и меткость многих его формулировок: «Не гляди, что на груди, а гляди, что впереди»; «зол мороз вблизи железа», «Береги солдат солдата»; «Дальше фронта не пошлют»; «Кроме радио, ребята, близких родственников нет» и т. п. Слова Твардовского: «Ради жизни на земле» — разошлись по свету и стали названием газетных статей, книг, радиорередач, кинофильмов.

Это свойство произведения стало ощущаться еще в разгар Великой Отечественной войны. Фронтовик А. Родин писал: «…Когда мы одними из первых форсировали Днепр, многие приговаривали, подбадривая друг друга: «Переправа, переправа, берег левый, берег правый». 107

«О доходчивости стихов «Василия Теркина», — писал другой участник войны, Г. Е. Шелудько, — красноречиво говорит то обстоятельство, что почти каждый боец повторяет их наизусть во время отдыха, похода, боя. В часы ночного затишья, когда, уставшие, мы укладываемся спать, часто можно услышать стихи о шинели, а во время бомбежки или сильного минометно-артиллерийского обстрела противника — нередко словами Теркина в шутливом тоне бойцы ведут рассуждение о «сабантуях». 108

Не случайно «Книга про бойца» оказывается близкой таким народным произведениям, как знаменитая сказка П. П. Ершова «Конек-Горбунок», из которой в произведении А. Твардовского есть ряд очевидных реминисценций:

(Ср. в «Коньке-Горбунке»:

Или:

(в «Коньке-Горбунке»:

В главе «Генерал»:

(Ср. в «Коньке-Горбунке»:

Еще ассоциируется с ершовской сказкой:

(В «Коньке-Горбунке»:

Отец поэта, деревенский грамотей, наизусть помнил почти всего «Конька-Горбунка», 109и конечно, Твардовский рано познакомился с этим произведением. Но реминисценции из сказки Ершова в «Книге про бойца» стали возможны потому, что «Конек-Горбунок» вырос из тех же фольклорных мотивов и фольклорной фразеологии, которые впитывал в себя и «Василий Теркин».

Поэма и внешне построена как своеобразная сказка, на что указывают, в частности, время от времени вводимые в текст типично сказочные стилистические фигуры:

Или прямые обращения к читателю (слушателю) по поводу дальнейшего порядка повествования, просьба к читателям дать «отдохнуть» («вздохнуть») и т. п. В начале главы «От автора», вводившей вторую часть, есть указание на старинную сказку, аналогичную поэме о Теркине:

Поэт, таким образом, сам воспринимал свое творение как подобие старинной народной сказки, сказок Пушкина, Ершова и т. п.

В статье Твардовского «Как был написан «Василий Теркин» превосходно сказано о фольклоризме «Теркина»: вышел из «полуфольклорной современной стихии» и сам порождает ее в свою очередь. — «Откуда пришел — туда и уходит». — Да ведь это же можно сказать и о «Горе от ума», «Коробейниках» — о самых высоких произведениях мировой художественной классики.

С этими последними у «Василия Теркина» тоже немало общего. Как во всяком значительном и самобытном произведении, традиции русской классики в «Книге про бойца» органически усвоены, но могут быть усмотрены в ряде мест. Вот при форсировании Днепра

— разве это не сродни образам древних былин и «Слог ва о полку Игореве», где природа участвует в судьбах людей и в человеческих битвах?

Особенно значительна у Твардовского, в частности в «Василии Теркине», традиция Пушкина. Пушкинское в поэме сказывается прежде всего в простоте, легкости и естественности стиха, а также в лирических отступлениях автора по поводу своего героя и вообще — действительности, по поводу литературы, читателя и т. п. В «Теркине» осуществлен пушкинский (ср. в «Евгении Онегине») отказ от чисто эпического повествования и подключение самого автора к размышлению и действию на страницах произведения. О «зависимости Твардовского от Пушкина», которая «глубже и шире, чем может показаться», в 1946 г. писал Н. Вильям-Вильмонт, что «озорные, умные, «онегинские» нотки слышатся и в лирических отступлениях «Василия Теркина»». 110С еще большей наглядностью эта традиция сказалась в поэме лирических раздумий — «За далью даль» (1950-1960).

Принадлежность к «пушкинской школе» для самого Твардовского было высочайшей оценкой, о чем сам он писал в некрологической статье об Ахматовой. 111

Пушкинские стихи открывают заключительную главку поэмы:

В «Книге про бойца» они не представляются инородными, и если бы не кавычки, их цитатный характер мог бы остаться необнаруженным.

Историко-литературную судьбу «Василия Теркина» в читательском восприятии и в литературной критике с полным основанием называют триумфальной, счастливой. С самого начала, когда только несколько глав первой части напечатаны были во фронтовой газете и в журнале «Красноармеец», автор записал в рабочей тетради: «Дорого то, что люди, что более узнают ее, то более хорошо к ней относятся (Маршак, Фадеев, «Красноармейская правда» и др.)». 112

Особенно близка и дорога эта книга бывшим фронтовикам — боевым товарищам «Теркина», которым, как предвидел Твардовский еще в 1942 году, —

Книгу Твардовского Л. Озеров удачно определил не только как книгу про бойца, но и как книгу для бойца, подспорье в жизни, солдатскую библию, «которую откроешь в любом месте, ткнешь пальцем и — читаешь». 113

Солдат великой войны увидел и узнал в Теркине себя, собственные мысли и чувства, и именно в этом прежде всего проявляется народность произведения. Целые группы фронтовиков во время войны именовали себя «любителями Теркина».