Кирилл Ковальджи - Звенья и зёрна

Ах, Кавказ! Это слишком красиво.
Расписной, как рекламный буклет,
Где магнолия вышла счастливо
За самшит, кому тысяча лет,
Где для пальмы, мимозы и розы
Просветляется моря хрусталь,
Где поэзией выглядит проза
И блаженством зовется печаль,
Где друзья тебе трижды воздали
За весь род и еще наперед…
Обжигаючи пальцы, хинкали
(И урча) отправляешь ты в рот.
Цепи гор — в три ряда перспектива,
И классический туч караван…

Ах, Кавказ, это слишком красиво!
Но картинка надорвана криво:
Ветер, холод, — ночной ураган,—
Шторм буянит, как пьяный погромщик,
Хлещет ливень по окнам, все громче,
Дребезжит на балконе стакан…

Последние дары календаря —
Минуту солнца упустить досадно.
О, этот лунный климат сентября! —
Одной щеке тепло, другой прохладно.

На пляже общество. Но от и до…
Вот убыл тот. Вот появилась эта.
Здесь не укореняется никто:
Заказаны обратные билеты.

Здесь глубже понимаешь: всё течет.
Уже закрыто лето на учет.
Мы сходимся, любезно тараторя,
Временщики у вечных гор и моря.

Дни осени прощально хороши,
Но пляжники расставлены все реже,
И наконец у моря — ни души,
Лишь ветер подметает побережье.

Закончив дела и не споря
с моей сухопутной судьбой,
последние годы у моря
провел бы с самим я собой.

И в солнце и в дни непогоды
я стал бы у моря бродить,
чтоб все мои годы, все годы
додумать, довспомнить, забыть.

Юность — это варианты рая,
Впереди дорог не перечесть,
И мне сладко медлить, выбирая,
Ведь пока не выбрал — выбор есть.

Мой он, расширяющийся личный
Мир. Со всеми поделиться рад
Я своим богатством неприличным,
Ведь пока не выбрал — я богат.

Так себя я тешил для отвода
Глаз, призваньем на заметку взят.
Все же — безответственность, свобода,
Молодость — бессмертье напрокат!

Как за тобой я хожу?
А вот так и хожу и на скрипке играю,
на незримой — оставить тебя не могу
без музыкального сопровождения.
Так иду за тобой до самой границы,
до незримой — закрытой лишь для меня,
и в разлуке всю ночь
я держу тебя нитью мелодии,
чтоб ты завтра вернулась
и все повторилось сначала.

Никто тебя не видел такой,
ни ночью, ни днем, ни в толпе городской,
никто никогда, ни зимой, ни весной,
ни мать, ни отец, ни даже сама ты
на фото ли, в зеркале — с той красотой
все свыклись, но, боже, из пены морской
кто видел рождалась какая, объята
свечением, аурой зыбкой, любовью
в тот миг… до сих пор ослепляются болью
глаза — только я тебя видел такой!

Это молодость, вдохновение,
Очертания чуда вчерне,
Это музыка возникновения,
Это крылья и слезы во сне.
Мир открылся, назвавшись тобою
И твои обретая черты.

Мы расстались на миг, и с тоскою
Я смотрю: это ты и не ты…
Может, свет пропадает в алмазе,
Ускользают лучи с озерца,
Может, словно стихи в пересказе,
Остаются черты лица?..

Юность. Радуга. Это ненадолго.
Я не думал совсем о веках,
но хотел сохранить я радугу
в набегающих к сердцу словах,
чтоб, не та́я, простая и светлая,
пребывала, тайну тая,
потому что была семицветная,
потому что была — моя…

В чем дело? Все при мне.
Но лишь прошла ты —
открылось чувство острое утраты.
В метро, в толпе, когда туда-сюда
снуют —
кому какая карта? —
как жалко, девочка, что ты из кадра
уходишь навсегда!
Когда бы не Москва, а лес и вместо улиц
тропинка,
мы б с тобой не разминулись,
когда б еще да не мои года…

Вижу стреляных, тертых, прожженных,
с каждым часом они все мудрей,
но давно не встречаю влюбленных,
озаренных любовью людей.

Все знакомцы добром обзаводятся,
тяжелеет в домах благодать,
в тех местах, где влюбленные водятся,
не приходится больше бывать…

Урок анатомии. Тело:
почки, печень, гемоглобин,
но это решительно не имело
отношения к той, кого я любил…

Мрак забываю, светлое коплю,
а как легко — чуть что — сплеча ты рубишь!..
Не веришь ты, что я тебя люблю,
не верю я, что ты меня не любишь.

Он полюбил ее. Она была согласна.
Но стал поэт накручивать сюжет:
Где нет препятствий, там искусства нет…
Все правильно. Они теперь несчастны.

Протянут канат между бездной и тьмой.
Кто по канату ходит
вниз головой?

В неразберихе несусветной,
не помня истины и лжи,
он весь любил тебя — то светлой,
то темной стороной души.

В чистом поле, где возможность всех дорог,
я мысленно провел черту:
ее не перейду.

Посумасбродничай,
побудь жестокою,
поймешь со временем
простой секрет:
прекрасной женщине
прощают многое,
несчастной женщине
пощады нет…

Половинка моя, половинка моя,
что ж до встречи тебя обломали?
И теперь в этом мире едва ли
половинок сойдутся края…

Как устал я от этой травы!
Этот зуд — затянувшийся суд.
Ах, скосите траву с головы,
мне кузнечики спать не дают.

— Оставь меня… —
И я ее оставил.
И этого она мне не простила.

…и душа от меня в час ночной
отделилась на миг, воспарила
и увидела сверху, что будет со мной.

Спохватилась. Очнулась. Забыла.

Естественность нарушена,
и в раковине — резь.
Зато растет жемчужиной
прекрасная болезнь.

Ах, эти ночи зеленые
с луною и без луны,
они коротки для влюбленных,
а для одиноких длинны…

Ночь вернется к своим сочинениям
и дневной черновик зачеркнет:
вижу сон с продолжением,
дни не в счет.