Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Проворней кудахтай,
Соленая ночь,
Матросам над вахтой
Качаться невмочь.

Туманы, как раньше,—
Но грудью крутой
Встает над Ламаншем
Советский прибой.

На мачты, на кубрик,
Где плещется мгла,
Союзных республик
Взойдут вымпела.

Ах, ребята, ах, друзья родные,
Девушки в малиновых платках,
Не для вас ли я слова простые
Соберу в мальчишеских стихах?

Дни пройдут, — одной мечтой влекомый,
Я уйду в далекие края,
Вдруг услышу голос незнакомый
И скажу: «То молодость моя».

Как опять закрутиться тальянкам
По канавским пивнушкам пора.
Ты встречаешь меня на Фонтанке,
Где порой шебуршит детвора.
И дома вырастают из тьмы там,
Бьет копер и грохочут бадьи,
Ночь фефелою, рылом немытым
Припадает на плечи твои.
Ишь ты зюзя, опять пробормочет,
Прогрохочет, угрохает прочь,
Соловьиного пенья короче
Будет эта несытая ночь.
Нам сегодня не шлындать с тобою,
Поджидает парнишку райком.
Может, баской была и грубо́ю,
Да растаешь в дыму городском.
Ах, голубенькой ленточкой дразнишь,
Шеманают кругом вахлаки.
Для того ли на подступах Азии
Пели пули и меркли штыки.
Если облако, сбитое в войлок,
И гудки словно ветер поют,
Я другую припомню такой ли
В тесноте опрокинутых юрт.
Нет, не этаким фольтеком надо:
Разговорами тут не помочь.
Прогремит по торцам Ленинграда
Ветровая несытая ночь.
По заводам, за Невской, за Нарвской,
Где гремит и грохочет литье,
По заставам, где шел Володарский,
Занимается солнце твое.
Разве мало ребят в коллективе?
Эй, братишка, по-старому — пять.
Снова ветер на Финском заливе
И Кронштадтская гавань опять.

Пусть поют под ногами каменья,
Высоко зацветают поля,
Для людей моего поколенья
Верным берегом стала земля.

И путиловский парень, и пленник,
Полоненный кайеннской тюрьмой,—
Всё равно это мой современник
И товарищ единственный мой.

И расскажут покорные перья,
С нетерпеньем, со смехом, с тоской,
Всё, чем жил молодой подмастерье
В полумраке своей мастерской.

Снова стынут снега конспираций,
Злой неволи обыденный гнет.
В эту полночь друзьям не пробраться
К тем садам, где шиповник цветет.

Но настанет пора — и внезапно
В белом пламени вздрогнет закат,
Сразу вспышки далекие залпов
Нежилые дома озарят.

И пройдут заповедные вести
Над морями, над звонами трав,
Над смятеньем берлинских предместий
И в дыму орлеанских застав.

Наши быстрые годы не плохи
И верны и грозе и литью,
На крутых перекрестках эпохи
Снова сверстников я узнаю.

Броди, сумерничай и пой,
Года развеяв на просторе,
А если нас во мгле сырой
И поджидает крематорий,—

За всё, что называл своим,
Что передал родному краю,
За песенный, за горький дым,
Я эту муку принимаю.

Летит над белым взморьем чайка,
А даль туманная глуха.
И замирает балалайка
Пред медным грохотом стиха.

И всё, что пело и влекло
И что росло неодолимо,
Отдаст последнее тепло
За горсть золы и струйку дыма.

И знай, что даже эта плоть
Не будет вечной и нетленной,
Еще придут перемолоть
Ее на жерновах вселенной.

Не потому ль в конце пути,
Как будет песенка пропета,
И я скажу: «Прости, прости,
Моя зеленая планета.

Увлек меня водоворот
Тоской, сумятицею, тленьем,
Но день грохочет и живет,
Врученный новым поколеньям.

За синей россыпью морей
Какое грозное блистанье!
В нем капля крови есть моей
И легкое мое дыханье».

Пылает в заливе туман голубой,
Стоцветной прорезанный радугой,
Могучие штормы выносит прибой
Над морем и старою Ладогой.

И штурман заветную карту берет,
И видит он синь океанов,
Склонился над сетью широт и долгот,
Над россыпью меридианов.

А море встречает его на заре,
Шумит золотая прохлада,
За дюнами — берег, и дом на горе,
И липы приморского сада.

Что грезится сердцу в ночной тишине?
По мостику штурман шагает,
Морские сигналы при белой луне
Как старую книгу читает:

«Откуда ты?» — «Я из Кронштадта иду!»
— «Откуда?» — «Я с Белого моря!» —
Сияние севера пляшет на льду,
Борта ледокола узоря.

И дальше плывет он в свинцовую тьму,
Где грозные штормы бушуют;
Из мрака пробившись навстречу, ему
Всю ночь корабли салютуют.

И штурман одною мечтою томим:
Вернувшись на землю родную,
Расскажут матросы подругам своим
Про ту перекличку ночную.

Есть такие дырявые шлемы,
Как вот этот простреленный твой,
И мальчишки бормочут поэмы
С запрокинутой вверх головой;
Ведь, поверь мне, запомнили все мы
Шлем зеленый с крылатой звездой.

Ты теперь не похож на комбрига,
На тебе пиджачок «Москвошвей»,
Только шлем, как раскрытая книга,
Нам расскажет о жизни твоей.

Ты расстаться с ним, видно, не хочешь,
Ты привык в перестрелках к нему…
Расскажи про ненастные ночи,
Про дороги, бегущие в тьму,

Про сады Бессарабского края!
Слава песни на плавнях жива,
И проходит теперь по Дунаю
Аж до Черного моря молва,

Будто шлем этот был заговорен,
Переплыв берега и плоты,
За лесами, за степью, за морем
Будто шлемом спасаешься ты.

Невысокий седой молдаванин,
Неспокойно ты смолоду жил, —
Расскажи, в скольких схватках был ранен
И от скольких погонь уходил.

Где тебя не видали ребята!..
С самокруткой солдатской в зубах
Плыл Красивою Мечью когда-то,
Побывал и в донецких степях,
Пробирался с бригадой матросской
В тыл врага, — да сочтешь ли бои!
А любил на привалах Котовский
Слушать жаркие песни твои.

Ты сегодня проходишь столицей,
Стынет старая башня в Кремле…
Бьет мороз голубой рукавицей
По кострам, что пылают во мгле.

Но как будто мелькнули в тумане,
Лишь слегка приоткрывшем простор,
Паруса на знакомом лимане,
Словно гребни заоблачных гор.

Далеко до садов Кишинева…
Но ты веришь: растопятся льды,
В отчий край поведет тебя снова
Пятилучье советской звезды.