Александр Гитович - Звезда над рекой

А если тебе и приснились леса и равнины,
И путник на белой дороге, весь в облаке
пыли, —
Забудь, моя милая. Фары проезжей
машины
Его — и во сне — лишь на миг для тебя
осветили.

Алые полоски догорели,
Лес дымится, темен и высок.
Ель да ель. Не здесь ли, в самом деле,
Низкий дом — начало всех тревог?

Уж такую тут мы песню пели —
Шапку сняв, ступаешь на порог.
Кто певал ее — тот пьян доселе,
А кто слышал — позабыть не смог.

Осенний снег летит и тает,
С утра одолевает грусть.
Товарищ целый день читает
Стихи чужие наизусть.

Лежит, накрывшись плащ-палаткой,
Переживая вновь и вновь,
Как в детстве, где-нибудь украдкой
Из книги взятую любовь.

Его душа чужому рада,
Пока свое не подошло…
А мне чужих стихов не надо —
Мне со своими тяжело.

Подскажет память —
И то едва ли,
Но где-то с сами
Мы пировали.

С друзьями где-то,
Что собралися,—
Не то у Мцхета,
Не то в Тбилиси.

И там в духане
Вино мы пили
Одним дыханьем,
Как Вы любили.

И кто-то пьяный
В ладоши хлопал,
Когда стаканы
На счастье — об пол!

Все улыбались,
На нас смотрели,
А мы смеялись
И не хмелели.

С того вина ли
Пьянеть до срока?
И рог мне дали —
Я пил из рога.

Я знал, что справлюсь
С таким обрядом,
Я знал, что нравлюсь
Сидевшей рядом.

Вина ль и зноя
Мы не допили,
Война ль виною.
Что Вы забыли?

Но так легко мне
Сквозь всю усталость —
Вино, я помню.
Еще осталось.

И вижу все я
Во сне ночами —
Вино такое
Допьем мы с Вами.

Как темный сон в моей судьбе,
Сигнал — не знаю чей —
Был на моем пути к тебе
Тот мост через ручей
Осталось мне пройти версту,
А я стоял, курил.
И слышал я на том мосту,
Как мост заговорил:
«Я только мост через ручей,
Но перейди меня —
И в душной тьме твоих ночей
Ты злей не вспомнишь дня.
Пускай прошел ты сто дорог
И сто мостов прошел —
Теперь твой выигрыш, игрок,
Неверен и тяжел.
Зачем к нему ты напрямик
Стремишься, человек, —
Чтоб выиграть его на миг
И проиграть навек?
Чтоб снова здесь, как я — ничей,
Стоять под блеском звезд?
Я только мост через ручей,
Но я последний мост…»
Бежит вода, шумит сосна,
Звезде гореть невмочь.
И ночь одна прошла без сна,
Прошла вторая ночь.
Я весел был, и добр, и груб
У сердца твоего,
Я, кроме глаз твоих и губ.
Не видел ничего.
И я забыл про сто дорог,
Забыл про сто мостов.
Пусть роковой приходит срок,
Я ко всему готов.
А ты не верила мне, ты,
Врученная судьбой,
Что шел к тебе я, все мосты
Сжигая за собой.

За то, что я не помнил ничего
две ночи напролет,
За темный омут сердца твоего,
за жар его и лед;
За то, что после, в ясном свете дня,
я не сходил с ума;
За то, что так ты мучила меня,
как мучилась сама;
За то, что можно, если вместе быть,
на все махнуть рукой;
За то, что помогла мне позабыть
о женщине другой;
За то, что жить, как ты со мной живешь,
не каждой по плечу —
Пусть остальное только бред и ложь, —
я все тебе прощу.

Гореть в огне и тонуть в воде
Не положено нам судьбой,
Начиная от первой сопки, где
Вступили мы в первый бой.

Сигнал и атака! (Мы этот час
Позабудем, когда умрем.)
Японские смертники били в нас
Из дотов косым огнем.

Но мы подходили в упор, в упор
По склонам крутых высот.
Ты видел, как с толом ползет сапер
И смертникам смерть несет?

Он тот, кто под Витебском закален,
Кто бился за Кенигсберг, —
Такого ничто не сломает: он
Преграды давно отверг.

Такой не забудет про честь свою,
Такого не вгонишь в дрожь!
И если он город забрал в бою —
Обратно не отберешь.

Прошел он, как буря неумолим,
На этой и той войне.
Прошел он — и пал перед ним Мулин,
И пал Муданьцзян в огне.

И дальше, дальше через Нинань
Дорога в горы ведет.
Сопка за сопкой куда ни глянь,
А надо идти вперед.

О сне и об отдыхе позабудь,
Коль нету иных дорог;
Единственный нам остается путь,
И он от дождей размок.

Под нами в болотах гниет трава;
На что уж вертляв и скор
«Виллис», и тот едва-едва
Лезет по склонам гор.

Весь день моторы накалены.
С натуги остервенясь,
Ревут «студебеккеры», как слоны,
По брюхо упершись в грязь.

Но только машину наверх введешь —
Опять незавидный вид,
Опять под тобою одно и то ж:
Трясина внизу лежит.

Опять клади за настилом настил,
От ярости матерясь.
(За ту матерщину нас бог простил.
Начальство простило нас.)

Наш путь не опишешь: слова легки,
И в песне он слишком прост;
Суворов, наверное, вел полки
Вот так через Чертов мост.

Еще вверху, на горных тропках,
Бой не погас,
И смертники стреляли в сопках
В тылу у нас.

Но здесь взяла свое атака,
Путь проложив,
Чтоб автоматчики на танках
Ушли в прорыв.

Да будет свят закон погони:
Настиг — добей!
И вот внизу как на ладони
Лежит Хобей.

Он, к западу долину сузив
Насколько мог,
Не просто город был, но узел
Пяти дорог.

Он их собрал и свел в долину,
Готовый в бой,
И ту, что нас вела к Мулину,
Закрыл собой.

В систему вражеских расчетов
Он был включен
Как дверь в Мулин — и стали доты
Ее ключом.

«Но быстрота сильней бетона, —
Сказал комдив,
Все сроки танковой колонной
Опередив. —

Задача тут с любых позиций
Ясна теперь:
Нам некогда с ключом возиться.
Взломаем дверь!»

Взломаем дверь! Закон отваги
Да будет свят!
Как столб огня, как наши стяги,
Пылал закат.

И пыль была почти багряной,
И в той пыли
Орлы комдива Казаряна
В Хобей вошли.

Когда на пестром плоскогорье
Сияет лето,
Ты различишь в его просторе
Два ясных цвета.
На нивах, зноем опаленных,
На горных склонах,
На лиственницах и на кленах,
К земле склоненных,
Где в дымке горизонт струится,
Где даль туманна,
По всей Корее, от границы
И до Фузана,
С непостижимым постоянством,
Подобным чуду,
Зеленый цвет ее пространством
Владеет всюду.