Олег Ладыженский - Ах, за речкой-рекою… (сборник поэзии)

Подкачаю, братцы, пресс и я,

Ибо такова моя натура —

Где еще вчера была депрессия,

Завтра будет только крепатура.

С понедельника займусь спиной я —

Убегай, старуха-паранойя!

Арабский уд – не то что русский уд,

Уд у арабов – это типа лютня,

Не ждет араб прилива сил у блудня,

А подтянул колки – и вновь за труд.

Поэт! С красоткой-музой у реки

Ты не ленись подтягивать колки!

В симфонии лета есть тема древесной смолы,

Органными трубами взвихрились сосен стволы,

Легчайшим пунктиром над томно вздыхающим миром

Она еле слышно всплывает из дремлющей мглы.

В симфонии лета у скрипок – детей голоса…

Еще полчаса! Умоляю, всего полчаса!

…и между нами говоря,

Партер, десятый ряд.

На сцене – слякоть ноября

И "Жизнь за царя".

Сжигаю за собой мосты —

Подмостки не горят.

Как-нибудь на набережной Лисса

Мы с тобой сойдемся близко-близко.

Вовремя отдернется кулиса:

Серьги, блузка, юбочка из плиса.

Нам ли под пустыми небесами

Алыми считаться парусами?

Строю фразу,

Как строят дом —

Ежедневно, с большим трудом.

Ах, вам пишется

Так, как дышится?

Ну-ка вместе, от ноты "до"…

Мы за вас ужасно рады,

Я за вас ужасно рад —

Вам награды и парады,

Ананас и виноград.

Мне – чердак и кислый квас,

Я ужасно рад за вас.

Тишина над сгоревшим Содомом,

Сизый пепел дрожит на ветру.

Возвращенье рифмуется с домом,

Огнь и сера рифмуются с домной,

Милосердье – со скорбной Мадонной,

Рифму к Господу не подберу.

Есть у ангела два крыла,

Слева – белое, справа – черное,

А кому – вода кипяченая,

А кому – огонь да зола.

Пей-гуляй, валяйся с девчонками –

Дальний путь пурга замела.

Бомжи внидут в царство Бомжие –

Без определенного места жительства,

С клетчатыми сумками, где хранятся сокровища,

Взятые из мусорных баков.

Хромая, бранясь, дыша перегаром,

Первые из всех, они достигнут цели.

Отбери у нищего копейку,

Он не обеднеет, ты поверь мне,

Если уж снимать со скверны пенки,

Так вовсю, чтоб тошно стало скверне.

Впереди – распахнутые двери,

Позади – две липы в старом сквере.

Любит – не любит,

Люди – не люди,

Тихое эхо

Вечных прелюдий.

Желтенький лютик –

Родственник люти.

Мой черный шут, бескрылый и безрогий,

С унылой миной, с испитым лицом –

Зачем ты ходишь по моей дороге,

Звеня своим щербатым бубенцом?

Под этот звон я до смерти боюсь,

Что рассмеюсь, однажды рассмеюсь…

Я ненадолго отойду.

За мной уйдет осенний вечер,

Шурша листвой. Сегодня вечность

Написана нам на роду.

Ты скажешь: встретимся в аду?

Отвечу: ладно. Лишь бы встреча.

Десять лет мы стояли под Троей,

Это был еще тот геморрой.

Да, конечно, сражаться – не строить,

Но когда на герое герой,

Все дерутся за первые роли.

Я – живой. Потому что второй.

Ну а если вдруг – инопланетяне,

Ну а вдруг спасут, прилетят, впрягутся?

И не морщат швы, и в мотне не тянет,

И метеорит не страшит тунгуса…

Над моей Землей не висит тарелка,

Но надежда брезжит. Жаль, редко-редко.

Как меня ни обвиняют,

Все никак не обвинят,

На гроши не разменяют,

По рублю не раззвонят.

Тех, которых по рублю,

Я по праздникам люблю.

Постой, мгновенье, на миг промедли,

Дай прикоснуться к хрустальной грани,

А там – хоть в омут, а там – хоть в петлю,

А там – в забвенье, на радость дряни,

Ах, в голубое, да над лесами…

Сыграл с судьбою в одно касанье.

Вот и ветер к ночи стих,

И звезда над горизонтом…

Что молчишь, приятель стих,

Из каких таких резонов?

За окном шуршит трава,

В мире кончились слова.

Старенький бог почивает на облаке,

Крошки в седой бороде.

В этом домашнем, непраздничном облике

Он пребывает везде.

В ветре, в травинке, в надкусанном яблоке,

В ворохе будничных дел.

Не проси,

чтоб явился в полной силе,

кудри – отблеск тучи синей,

взор – огни.

Многие о том просили –

Где они?

Никогда я не был на Ямайке,

Не пил рому с черной иностранкой

Просидел всю жизнь в трусах и майке,

Попивая пиво под таранку.

И не надо втуливать мне майсы —

Корчитесь от зависти, ямайцы!

Что, принц, читаете? Слова, слова, слова.

Моя рапира, как всегда, права,

Но и клинок Лаэрта правду ценит.

Могильный холм, зеленая трава.

Ах, милый принц, простясь на авансцене,

Что нам оставите? Слова, слова, слова.

Он не был положительным героем,

Он даже главным не был – третий план.

Заплачь над ним, прошу тебя, заплачь,

Хотя бы покажи, что ты расстроен.

Все тщетно. С перекошенным лицом

Рыдают над заглавным подлецом.

Люблю тебя, моя богема,

Ловлю тебя на каждом слове.

Чего тебе? Гематогена?

Нет, скажешь. Крови!

Ах, кровь! Как это эрогенно…

Люблю тебя, моя богема.

Я смотрел, как уходит эпоха:

Шаг за шагом, один за другим.

В интернете сказали: «Нам похуй…»

Боже правый, глупцам помоги.

Шла эпоха, пешком в небеса,

Мимо тех, кому жить полчаса.

Обобщений пламенных боюсь,

А они приходят все равно:

Говорят, я развалил Союз

И Россию продал заодно.

В зеркало смотрелся – вот-те на!

В профиль – натуральный Сатана…

В восхищеньи от мира, что красив как заря,

Оправдаем вампира, обелим упыря,

Негодяя возлюбим, за убийцу горой –

С виду люди как люди, каждый первый – герой!

…в подворотне стояли, каждый первый – дебил.

Нас бы в фэнтези, я бы даже их полюбил!

А кругом сплошные скептики,

А кругом сплошные циники –

Словно трупы в пошлых кепочках

Во гробах расселись цинковых.

Ах, кружавчики на гробиках,

Ах, морщинки в тухлых лобиках…

Что же, и мы подведем итоги,

Все, что ни есть, подбиваем разом:

Жили бы в Риме – носили б тоги,

Жили в Китае – косили б глазом.

Жили бы в сыре – отъели кусочек,

Знали бы прикуп – так жили бы в Сочи.