Галактион Табидзе - Стихотворения

Темнеет, и спешу я туда, где сновиденья
В забытых фолиантах теснятся безымянно,
Созвучья, точно стрелы, летят из отдаленья,
И, перевоплощаясь, душа бледнеет странно.

Вот незаметно тени слились с бескрайней мглою,
И ночь на землю пала, как коршун, с неба сбитый.
Лишь после опишу я, как мучался тоскою
И ни души не встретил в пустыне ледовитой.

В моих кувшинах розы с утра пестреют снова,
Фиалки лиловеют, белеет гладиолус,
Настурции пылают… Но нет цветка такого,
Который обещал мне полночный тайный голос.

Спускалась осень от Гомбори
И, затаив дыханье,
вброд
Янтарное переходила море.
Лист реял, и не падал плод.

Сомкнутся нежные объятья.
На дне воздушном, в глубине
Сегодня осужден стоять я.
Минует век —
сойди ко мне.

Одна…
О нет — нас вечно трое,
И ревность поднимает нож…
Любовь осталась без героя.
Но ты меня не упрекнешь.

Я отвернулся — чтобы в спину…
Удара ждал — как жду любви.
В янтарную мою долину
Ты не спеши — живи, живи…

Пирвели варди — роза прекрасного мая!
О моя молодость… Время прозрачно и тонко.
Слушай, как сонно и сладко вздыхает Гавайя —
Слышишь? Гавайа— плавная бездна трифтонга…

Дочь короля — босоногая смуглая Эмма.
Эмма ко мне обращает янтарные очи —
Я покидаю один побережье Эдема.
Ярок корабль, как созвездье тропической ночи.

Утром прекрасные розы меня разбудили.
Вздрогнуло сердце, и всею душой одинокой
Я потянулся к цветам: вы меня полюбили,
Раз навсегда потрясенного скорбью высокой!

Первые, первые, так хороши спозаранку!
Всё хорошо — потому я не умер в апреле,
Только оставил в раю босоногую гавайанку,
Вечную молодость, вечный напев уку-леле.

Зачем мой сад сиротства и обид
Укрыла ночь за дымной пеленою,
И длится одиночество навзрыд,
И безысходной плачется струною.

Так на чужбине веет эта мгла.
И жгут воспоминанья, точно рана,
Пока рассвет, как лава из жерла,
Не потечет из Азии багряно.

К утру свеча сгорит и оплывет…
Теперь я знаю, как назвать томленье
По сердцу твоему и чувств разброд
Смирить огнем и светом вдохновенья.

Идет гроза.
Как белый аист,
На озаренной крутизне
Застыл дворец, взлететь решаясь.
В тумане местность — как во сне.

Над свежим ветреным простором
На влажном мраморе перил
Сидит — не шелохнется ворон,
С которым
Я не говорил.

Несут газеты.
Что — театр
Военных действий? Кровь и дым.
Мир загляделся в узкий кратер —
Как мы в самих себя глядим.

Зависти свары,
Ревности мавры,
Страсти — сумбурны.
С нотной бумаги —
Магия магий —
Звуки ноктюрна.

Женщина взглядом,
Добреньким ядом
Глянет — ужалит.
Сгладит искусно
След от укуса —
Милую шалость.

С нами, и с вами,
С этими, с теми,
Глянет — обманет.
Дремная темень
В грустном Эдеме
Эротоманий.

Пуще неволи
Плачу от боли,
Глянет — уколет.
Мне бы ловчее
Стать книгочеем
Мирных буколик.

Судные очи.
Зрячие? Очень.
Глянут — пронижут.
Глянут — растаю.
И возмечтаю
Снова о них же…

Вот улыбка твоя… Леонардовой кисти движенье
Я не видывал сам, — обрело оно сразу бессмертье.
Мне открылось иное несчастий людских постиженье:
Слишком ранняя смерть, похорон твоих жестокосердье.

Так улыбку твою италийское солнце манило!
Там, под небом Торквато, свиданье ждало с мастерами…
Там небесным огнем вдохновения всех опьянило,
Но не пьянеть тебе впредь Искусства святыми дарами!..

Отдал счастье улыбке твоей — изумленные дали
Всей души моей — всё, что имел, чем я жив был доныне,
Но из глуби души так преступно улыбку украли,
Как из Лувра Джоконду похитили там, на чужбине!

Лишь бы жить, лишь бы пальцами трогать,
Лишь бы помнить, как подле моста
Снег по-женски закидывал локоть
И была его кожа чиста.

Уважать драгоценную важность
Снега, павшего в руки твои,
И нести в себе зимнюю влажность
И такое терпенье любви.

Да уж поздно. О милая! Стыну
И старею.
О взлет наших лиц —
В снегопаданье, в бархат, в пустыню,
Как в уют старомодных кулис.

Было ль это? Как чисто, как крупно
Снег летит… И, наверно, как встарь,
С январем побрататься нетрудно.
Но минуй меня, брат мой, январь.

Пролетание и прохожденье —
Твой урок я усвоил, зима.
Уводящее в вечность движенье
Омывает нас, сводит с ума.

Дорогая, с каким снегопадом
Я тебя отпустил в белизну
В синем, синеньком, синеватом
Том пальтишке — одну, о, одну?

Твоего я не выследил следа,
Я не выгадал выгоды нам —
Я следил расстилание снега,
Его склонность к лиловым тонам.

Как подумаю — радуг неровность,
Гром небесный, и звезды, и дым —
О, какая нависла огромность
Над печальным сердечком твоим.

Но с тех пор, властью всех твоих качеств,
Снег целует и губит меня.
О запинок, улыбок, чудачеств
Снегопад среди белого дня!

Ты меня не утешишь свободой,
И в великом терпенье любви
Всею синей и белой природой
Ты ложишься на плечи мои.

Как снежит… И стою я под снегом
На мосту, между двух фонарей,
Как под плачем твоим, как под смехом,
Как под вечной заботой твоей.

Всё играешь, метелишь, хлопочешь.
Сжалься же наконец надо мной —
Как-нибудь, как угодно, как хочешь,
Только дай разминуться с зимой.

Я приоткрыл забытый ларь в углу,
И стариной пергаменты пахнули.
Казалось мне, что дней осенних мглу
Ловлю, как аромат травы в июле.

Век золотой — под грузом древних книг
В простых строках, в листах желтее меда.
Пытливый взор в минувшее проник,
Как солнца луч сквозь сумрак непогоды.