Галактион Табидзе - Стихотворения

Всё же — прощайте!.. Слушаю: вестник скорый —
Клекот Риони — что мне поведать хочет?
Счастье в грядущем мне предрекают горы
Или мытарства-муки они пророчат?

Что напевает негромко Зека́ри ветер?
Завтрашний жребий скрыт полуно́чной бездной.
Образ отчизны в дымке туманной светел:
Всякий живущий — рад синеве небесной!

Пламени рокот слышу. Бряцанье стали…
Душу живую смута-тревога точит:
Мутным потоком взору года предстали —
Время темнеет, рвется, ревет, клокочет…

Пусть поспешает мысль, что меня терзает —
Вдаль по равнине, следом за той стремниной.
Пусть на чужбине только она и знает,
Сколько тревоги скрыто в душе ранимой.

Край незабвенный, как я страшусь разлуки!
Счастье отрину воспоминаний ради.
Тайные слезы сыновней любови-муки
Я предпочту, наверно, любой отраде.

…Луч угасает, гаснущий луч обнявши,
Но от прощальной здравицы сердцу легче.
Неповторимы горы и долы наши,
Память-печаль уношу далеко, далече…

Мелькают дни, и катятся, и скачут
Игральными костями по стране.
А мне яснее ясного, что скажут
Далекие потомки обо мне.
Пройдут года, эпохи сменят лики,
Ветра сплетут и расплетут венок,
Но как я был велик и одинок —
Останусь одиноким и великим.
Я чуть было не записал — двуликим,
Но избежать обмолвки бог помог.

О, сколько красок этот день взлелеял!
Настал мой час земного бытия.
И, как Христос, избравший Галилею,
Себе в удел Тифлис наметил я.
Но предстоял ему тот путь горчайший
К Голгофе, а меня Мтацминда ждет.
И если ты подашь мне эту чашу —
Я осушу ее. Таков исход.

В кафе, вчерашнего числа,
Я видел злого человека.
Он глянул смутно — как зола —
А я подумал: «Вот калека…»

Потом на лица и цветы
Смотреть не мог:
всё
было
трудно —
И запил — если бы не ты —
Ей-богу б, запил непробудно!

К воспоминаньям дорогим
Стремился… Нет! Пустые басни!
Стал день жестоким и нагим,
И я склонился к смертной казни…

А вечер! Эта трескотня —
Стихи… Тоска моя кручина!
Меня сразила мертвечина —
Лишь ты да ночь спасли меня!

Покрылись почками лозы,
Лиахви шумит с рассвета,
Ручьи накопили слезы…
О Мтквари, я жду ответа!

И Терек кипит в ущелье,
Обрушась на берег тихий…
Так что же вы онемели,
Лесистые кряжи Лихи?

Ночь кинула полог длинный,
Стал сумрачен луг зеленый…
О чем же молчат долины
Моей Алазани сонной?

Чернее, чем копоть, тени
На всех алазанских селах.
И Картли полна видений —
Печальных или веселых.

Но кто-то настороженный
Таится во мгле предгорий
И слышит Казбека стоны,
И видит, как мрачно море.

Пусть реки бурлят в дороге,
Но солнце — в садах Тифлиса.
Пусть тени веков в тревоге,
Но свет и над Кутаисом.

Туманной зарею иней
Повсюду нанес узоры.
Да славятся воздух синий
И иверийские горы!

Старость твоя —
Словно юность орла.
Ты пятнадцать веков
Ждешь: рассеется мгла.

Пятнадцать веков,
Дни за днями губя,
Сумрак ночи томил,
Город-феникс, тебя.

Пятнадцать веков
Всё темней и темней
Над тобой нагнетал
Ночь Варфоломей.

Пятнадцать веков
Изнывал ты от ран —
Был и Джелал-ад-Дин,
Был и сам Тамерлан.

Пятнадцать веков
Длился сущий кошмар —
Тут и грек и араб,
Тут и скиф и хазар.

Но не осушил
Шах Аббас кубок твой —
Ты восстанешь еще
В блеске славы иной.

Вдоль деревенского уюта
Бегут-мелькают тополя,
Лиловая опала тута
И в кляксах пыльная земля.

Руина — вековая ива —
Вся в зелени, хоть и мертва.
Уже отяжелела слива
И наливается айва,

Чернеет, усыхает вишня,
Меж тем как персики в соку,
Меж тем как пассажиры вышли
И направляются к леску.

Риони как зовут? Риони.
Действительно… Перепела
В пустых полях — как на ладони.
Прах золотой Мепис-чала…

И я, отвеяв сотню строчек,
С июлем сладко обнимусь.
Зовет серебряный звоночек,
И поспешает ом-ни-бус.

Скала — источник — Ахалшени —
Назойливый попутный стих —
Ужели этот? — Прегрешенье —
Соблазн великий — малых сих.

Есть тишина в ущербе лета
И сокровенный некий пир…
«Газеты! Свежие газеты!»
— «Что нового, банальный мир?»

Ты разве дворы не припомнишь и хаты?
Большую дорогу? Ужель разговор
С платанами не заведешь никогда ты?
Не станешь беседовать с высями гор?
И дерево тутовое и болото
Иссохшее припоминать тебе лень?
Иль дом ты родимый забыл отчего-то,
И грустью пронизанный облачный день,
И лес зеленеющий, трепетный шорох
Кленовой листвы, и тебе далека
Сень ясеней тех, у подножья которых
Волнуется в дни половодья река?
Низину вода, разливаясь, покрыла.
Как медленно движется мутный Рион!
Лоснится лениво, и желтого ила
Он полон. Дожди обещает нам он.
Приносит он пни, и деревья, и душу
Плывущую рощ и полей и к домам
Подходит, бурля, наползает на сушу,
Тревожась, волнуясь и жалуясь нам…

Красок тихое пыланье.
Шелест. Свежесть. Сушь.
Затаенное дыханье
Дальних зимних стуж.

Пусто. Никого не надо —
Только бы следить
Синюю прозрачность сада…
Шелестеть-ходить.

Царство смерти и потери.
Призрак: ты стоишь…
Осень — твои губы, Мери.
Шелест. Свежесть. Тишь.

Дождь-листобой.
В ночь — город вылинял —
Стояли золотые дни —
И холод краски мира выровнял,
В нем
Видима душа:
Дохни!

Всё голубое — твердо-матово:
То изморозь в голубизне.
А ветер налетел с Мадатова —
Как смерть —
И как любовь —
Извне!