Галактион Табидзе - Стихотворения

Дворец, очевидец столетий, увлекся отдыхом ты,
А сердце мое склонилось под водокрутьем печали…
Небо Версаля укрылось облаком суеты,
Облаком суеты укрылось небо Версаля.

Сколько же раз, о Версаль, небо твое сотрясали
Огненные колесницы, вестницы темноты!
Облаком суеты укрылось небо Версаля,
Небо Версаля укрылось облаком суеты.

С пьяным под ливнем шагает со мною
Горе, которому нету исхода.
Сплыл и февраль. По пятам за зимою
Тронулся март — холода, непогода.

Дождь бесконечный льется и льется,
Поздним прохожим знобко и хлипко…
Кто в эту пору нам улыбнется!
Да и зачем мне чья-то улыбка?

Ну, безысходность! Рухнуть покорно?
Скройся, убийца, попусту мучишь:
Нет, наши души не заполучишь!
…Хоть умереть бы дали спокойно…

Полуночной тревогой
И кошмарами ночи
Я не сломлен, —
И, жгучий как лед,
Пробуждения холод
Освежает мне очи,
И могучее утро встает.
Всем известно на свете:
Мы давно уж не дети,
Где-то плещутся волны морей,
И туманные воды
Сквозь бегущие годы
Гонит к Северу
Траурный Рейн.

Безвестный месх, я стихи слагал.
И сколько в прошлом дорог ни легло —
Мой стих меня раньше солнца сжигал,
А солнце раньше стихов сожгло.

Да будет чеканка шаири моих
Напряжена, как звон тетивы,
Грозна, как битва в скалах родных,
Светла, как шелест майской листвы.

В ней бубна стук и пандури звон,
В ней звон воздушных незримых волн.
Мой стих, открытый со всех сторон,
Дыханьем жизни да будет полн!

Как раненый барс в теснинах скал,
По всей стране столько дней и лет
Скитался я и мечту искал,
Безвестный месх, исступленный поэт.

Сколько милости в легком лепете,
В ароматах, кружащих голову!
Белый стебель — как шея лебеди,
В душном трепете — медь и олово.

Здесь прообраз расцвета — растение,
Жизни завтрашней веянье свежее.
Всё слышней хоровое пение
Трав, застлавших ковром побережие.

Мурава колобродит всё более,
Ковыляет лиана-странница.
Лист блеснет, подмигнет магнолия,
Чайный куст проплывет — не оглянется.

Рассыпая в пути благовония,
Приближаясь к зениту цветения,
Неумолчная мчится симфония
И влечет за собой поколения.

Деревья в обновах нарядных.
Сияют вовсю небеса.
Слезою омыт виноградник.
И пятки морозит роса.

Люблю, когда дрожью рассвета
Прохватит поля холодок.
Коснешься сверкающих веток —
И весь ты росою намок!

О, Хвамли, мечта голубая!
Ей любо вдали голубеть.
В сиянии зноя растает —
И буду о чем-то скорбеть,

И буду искать ее взглядом,
И будут пустеть небеса…
Ласкает листы винограда
Живительной дрожью роса!

Вашу безнадежную
Сказку слышу в тихий час;
Ваша неизбежная
Пристань — старый Монпарнас.

И сверкают молнией
Вина в старом хрустале,
Словно их наполнило
Блеском солнце Монпелье.

Сизый дым колышется,
Застилает мглой глаза.
Тихий шепот слышится —
То былого голоса.

Вижу в переулке я:
Тенью мертвой старины
Омнибусы гулкие,
Дребезжа, уходят в сны.

С прекрасною мелодией
В стужу и вьюгу
Он зябнуть привык
Под окном богача.
Но песен ему
Не вменили в заслугу:
Лохмотья на нем,
На богатых — парча.
В удел получил он
Лишь скрипку-подругу,
Что плачет весь век
На плече скрипача.

Елисейские поля,
Синь необычайная!
В маках теплая земля,
Пахнет роза чайная,
Распускаются каштан
И фиалка пармская…
Только в сердце парижан
Изморозь январская.

Как колесница жизни и судьбы,
Вот-вот с перрона отойдет состав,
И с ним моя надежда и душа,
Моя звезда, звезда моей судьбы.

Я знаю, как назвать такой отъезд,
Но не до вас теперь, слова, слова…
От поезда ли ждать в конце концов
Слов утешенья и участья слов?

А поезд — спящей лавою пока.
А поезд — через пять минут уйдет,
И вот уж провожающим пора
Сойти. Он через пять минут уйдет.

Вот тронулись колеса — лязг и звон.
Бегу я вдоль вагонов, душит плач.
На веки вечные прощаюсь я с тобой!
Прощай на веки вечные и плачь!

Но, господи, за что такое мне,—
В год по надежде навсегда терять!
И почему поэтам суждено
Всю жизнь учиться ремеслу разлук?

Родина! День наступает и близится.
Родина, сердце мое оживи.
Видишь — любовь моя — светится, высится,
Я у тебя научился любви!

Дорого нам достается наука
Чувства, живого с младенческих дней.
Так постигаешь значение звука,
Тихо ступая за песней своей.

Родина — песня! Я всё перепутаю.
Так и оставлю и не разделю…
Раны твои я туманом окутаю,
Верой своею тебя исцелю.

Только не ведаю, завтра какие
Песни — колосья мои золотые —
С шелестом тяжким приду уронить
Или молчанье — как память — хранить.

К реке подходит маленький олень
И лакомство воды лакает.
Но что ж луна так медлит, так лукавит,
И двинуться ей боязно и лень?

Ужель и для нее, как для меня,
Дождаться дня и на свету погибнуть
Всё ж веселей, чем, не дождавшись дня,
Вас, небеса грузинские, покинуть?

Пока закат и сумерки длинны,
Я ждал ее после дневной разлуки,
И свет луны, как будто звук луны,
Я принимал в протянутые руки.

Я знал наперечет ее слова,
И вот они:
«Полночною порою
В печали — зла и в нежности — слаба,
О Грузия, я становлюсь с тобою.