Галактион Табидзе - Стихотворения

Под грозной волны небывалым размахом
Рассеются гунны, охвачены страхом.

И вторят бурливому гневу народа
Дробящие камень днепровские воды.

Утром я подошел не спеша к санаторию.
Золотили окрестность молодые лучи.
Пел рожок пастуха, разливаясь в предгорье,
Так естественно, словно журчали ключи.

Словно вкопанный встал я средь старого сада
И не мог насмотреться на прелесть вокруг,
Всею грудью вдыхал золотую прохладу —
Духом сена дышал свежескошенный луг.

В этой местности я не нашел перемены.
Радость в сердце как прежде… И вдруг в этот миг
Вижу: девочка прямо по свежему сену
Подбегает ко мне, огибая цветник.

Для нее на деревьях чирикают птицы,
Светит солнце и цвесть не устали цветы.
Для нее защищают родные границы
Пограничников сторожевые посты.

Вот она — воплощенье надежд наших смелых,
За нее умереть я готов был не раз!
Вот она предо мной в своем фартучке белом
И не сводит с меня вопрошающих глаз.

Что напомнила мне она чем-то знакомым?
Чьи черты? Или замысел? Или мечту?
Ночь и свист соловья за беседкой и домом?
Вековые садовые липы в цвету?

Нет, не мысль, не видение этот ребенок…
Но тогда — чем близка эта девочка мне?
Точно я пробудился и вижу спросонок
То, что только пред этим я видел во сне!

Где? Когда? Почему, если тут не ошибка,
Сколько я эту мысль от себя не гони,
Так мне родственны эти глаза и улыбка,
Так глаза мне и губы ребенка сродни!

Как мне памятны этих движений порывы!
Где я лоб этот видел, и щеки, и рот?
Отчего этой девочки вид шаловливый
Что-то смутное в памяти воссоздает?

«Ты откуда? Из здешних?» — спросил я ребенка.
— «Нет, мы только приехали в эти края,
Мы из дальних, — ответила девочка звонко. —
Старший врач санатория — мама моя.

Я давно сирота. Я отца потеряла.
Это был, говорят, настоящий храбрец.
Как на фронте дела? — не смущаясь нимало,
Вопрошает она. — Вы ведь тоже боец?

Вижу — орден на вас… Значит, вы воевали?
Значит, вы, как отец мой, такой же герой?
Вы ж в семнадцатом тоже народ защищали?
Может, вместе застал вас и сорок второй?

Он тогда и погиб. Ведь в аду том кромешном
Нелегко было счастье для нас отстоять!»
— «Как фамилия ваша?» — спросил я поспешно,
Но ответа она не успела мне дать.

На газоны ложилось заката сиянье,
Погружая окрестности в сумрак вокруг.
Незнакомая женщина вышла из зданья,
С главной двери откинувши крюк.

«Вот и мать моя», — вымолвила горделиво
Девочка, переглянувшись со мной.
Я поклон незнакомке отвесил учтиво.
«Мама, видишь, к нам новый приехал больной».

«Хорошо. Погуляй, пока солнце не скрылось».
Но на детском лице показалась печаль…
Против воли приказу она подчинилась,
Ей беседу со мной прерывать было жаль.

И с какой-то подавленною досадой
На меня поглядела девчурка в упор:
«Нам, не правда ли, так расставаться не надо?
Мы ведь с вами продолжим потом разговор?»

Я кивнул ей, и маленькая фигурка
Вмиг умчалась, весеннего ветра резвей.
«Вы уже подружились с моею дочуркой? —
Мать спросила. — Все в мире приятели ей».

Мать, как дочь, улыбнулась улыбкой минутной,
Что-то давнее в памяти вновь возродив…
Я ловил ощущения эти, как смутный,
И забытый, и некогда близкий мотив.

Сердцем вник я в звучанье былого напева
И в погоне за былью, угасшей давно,
Вдруг припомнилось всё, и воскликнул я: «Ева!»
А она: «Мне Элгуджу увидеть дано!»

Крепко руку друг другу пожали. «Я рада.
Я врачом здесь. Меня пощадила судьба…» —
В это время девчурка с букетом из сада
Стала, к нам подбежав, у дверного столба.

«Вы спросили, как звали отца. Я вам тут же
Собиралась сказать, да ушла, не могла.
Но теперь я могу. Папу звали Элгуджей…»
А Казбек ослеплял белизною чела…

Сходят сумерки в долину.
С песней мать склонилась к сыну:
«Спи, тебя я не покину,
Баюшки-баю!

Не коснется сына горе.
Край родимый, горы, море
Бережет отец в дозоре.
Баюшки-баю!

Он сказал мне, уезжая:
„Пусть малыш растет, мужая
И Арсену подражая!“
Баюшки-баю!

Для сыночка дорогого
Сабля есть, ружье готово.
Оседлаю я гнедого.
Баюшки-баю!

Подведу коня к порогу,
Снаряжу тебя в дорогу.
Ждет отец себе подмогу.
Баюшки-баю!

Послужи, сынок, отчизне!
Не жалей, мой мальчик, жизни
За страну свою!
Баюшки-баю!»

Раздался голос Леселидзе
в горах раскатом громовым:
«Мы супостатам и убийцам
вершка земли не отдадим!»
Как лев к орде он устремился
и мигом смял ряды врагов.
Свершился подвиг исполинский
богатырей и смельчаков.
Стоит на выступе скалистом,
лучами солнца осиян,
Самоотверженный воитель,
душа своих однополчан.
И подвиг совершен во имя
труда, добра и красоты,
И высится Казбек, как символ
осуществившейся мечты.
Новороссийском и Таманью
гордится Черноморский край,
Грузин здесь рядом с русским встанет,—
рассвет, лучами заиграй!
Раздался голос Леселидзе
в горах раскатом громовым:
«Мы супостатам и убийцам
вершка земли не отдадим!»

Слышится шум знамен,
Медных оркестров хор,
С трубами в унисон
Эхо далеких гор.

Солнцем штыки горят,
Четок пехоты шаг.
Грозен орудий ряд,
Войску не страшен враг.

Ветром обожжены,
Словно кремень крепки,
Издали всем видны
Рослые моряки.

Слышится шум знамен,
Медных оркестров хор,
С трубами в унисон
Эхо далеких гор:

«Пока солнце нам будет сиять,
Лунный луч долетать с высоты,
Мы верны тебе, Родина-мать,
Нет прекраснее края, чем ты!»

Пролили кровь свою
Братья и сестры здесь,
Чтоб отстоять в бою
Родины жизнь и честь.

Ясен свет ее глаз,
Силы она полна,
В светлый и в грозный час
С песней идет страна.

Дружно припев звенит —
Слышно издалека!
Полдень плывет в зенит,
С песней идут войска: