Галактион Табидзе - Стихотворения

Седые хлопья застят свет,
Летят, пока хватает силы…
«К восстанью, к смуте этот снег!» —
Сулят угрюмо старожилы.

И, ветру за окном внимая,
Запрусь в дому,
Средь тишины
Готовить взрыв — во имя мая,
Во имя солнца, в честь весны!

Легли у порога нечистые силы,
Осень и лето, зима и весна.

Скулили у двери и крова просили
Осень и лето, зима и весна…

О, сколько я выдержал с вами баталий,
Осень и лето, зима и весна…

Рыдал я, а вы мне в лицо хохотали,
Осень и лето, зима и весна!

Крута, уныла
старая Махата.
На ней ютится
одинокий пшат.
И ветер с пшата,
с трепетного пшата
Срывает листья,
и они шуршат.
Вкруг древней церкви
ветер всё кружится.
Ее коснулось
легкое крыло.
А время мчится,
неуклонно мчится,
И с древней церкви
купол сорвало.
И пшат, и церковь
в мире одиноки.
Они стареют,
им исхода нет.
Они в потоке,
в бешеном потоке
Часов летящих,
быстролетных лет.
И вот исчезли…
На горе пустынно
Явилась утром
новая заря
И над вершиной,
над седой вершиной
Заполыхала
блеском янтаря.

И вдруг Махата
позабыла горе,
Увидев чудо:
к ней издалека
Спешит Иори,
милая Иори,
Сестра Иори,
буйная река.

Эти жернова,
Эти жернова…
Горечь тяжких дум
В памяти жива.

Солнечный овал
У дверей дремал,
Приволок мой дед
Эти жернова.

Я готов взлететь,
В поднебесье петь,
Да мешают мне
Эти жернова.

Я бросаю взор
На вершины гор,
Давят, как ярмо,
Эти жернова.

Я сказал: «Вперед,
Сила силу гнет!
Отчего ж стоят
Эти жернова?

Эй, сюда, скорей,
Вихри всех морей!»
…И пошли живей
Эти жернова.

Жесткий камень крут,
Дети хлеба ждут.
Крутятся, бегут
Эти жернова.

Вихревой порыв
Над раздольем нив,
Подпевают им
Эти жернова.

Тот старый договор с судьбой,
Обет Арагве голубой,
Который горы огласили,
Остался и пребудет в силе.

До самых сумрачных седин
Я твой поэт и паладин.
Ты боль моя, ты моя правда,
Ты, гордая моя Арагва…

Ты мой огонь и гений мой.
Я помню 908-й.
«Свобода», — мы произносили…
Да будет слово в полной силе:

«Тависуплеба!»— Жгли костры,
Мы повторяли, школяры,
А смыслом наполняли сами —
Глаголы гневные Исайи.

Цвело столетье в тех речах…
На брюхе крест иль на плечах
Тогда — и впрок — мы раскусили,
И разница осталась в силе.

Арагвы шум — как зов струны,
И лучшие на свете сны
Сквозь искушенья полувека
Проносит мученица вера.

Со мною мир добра и зла.
А тень торчит из-за угла —
Смелей!.. Со светом тьму смесили…
Вся разница осталась в силе!

Надежду с тобою делю,
О пальма, и призрачно-перист
Сухой твой железистый шелест.
О чем ты? О мире молю.

Неистовая синева —
Сквозь ветви — сухие ресницы.
Прозрачен и виден едва,
Полуденный город теснится.

Как пламя, колеблется порт.
За город — сквозь горы и горы —
Мой взгляд беспредельно простерт,
Лишенный последней опоры.

Ослеп? Поделом, поделом!
Роскошная меркнет Ривьера,
Вдаль хлынула — вширь — напролом —
Пространства свободная сфера!

Что — горы, когда не крепки
И холмики те, и могилы?
Прозревшие старики,
На что вам — подобные силы?

Но через полдневную ярь —
Волос твоих черный янтарь,
Молящие бледные руки —
Ко мне — через годы и муки…

И гасит небесный огонь
Моя ледяная ладонь.
Исчезла — манила рукою…
О пальма, о древо покоя!

Ты — соколом — стремглав… Но в стих
Ко мне — тоской вплелась.
И не забыть вовек твоих
Мне гениальных глаз.

Ночь за окном.
И в уголок забился
Чуть теплящийся свет
Одной свечи
С тех пор, как образ твой
Исчез в ночи —
Из дому вышел
И не возвратился.

Смех,
Взрывчатый и звонкий каждый раз,
И слезы,
И сиянье этих глаз,
И радостный
И нежный их рассказ —
Из дому вышли
И не возвратились.

И гениальных этих глаз
Тепло,
Что тьму любую жалило
И жгло,
Как пламя выстрела,—
Во тьму ушло,
Из дому вышло
И не возвратилось.

И кажется:
С ее глазами мгла
И песнь, и боль,
И месть мою взяла.
И вслед за ней
Вся жизнь моя ушла —
Из дому вышла
И не возвратилась.

Зима великая стояла
И море с берегом спаяла.
Шесть месяцев сожрал январь —
Такого не бывало встарь.

То оглушительно и пылко
Гремела, как камнедробилка,
То затихала сразу вся,
Сугробы синие кося.

Снегам я верил и не верил,
Но глубину прилежно мерил,
И не оказывала дна
Порою эта глубина.

Что там таилось и мерцало?
Я всё сказал. О, шен, мерцхало,
Судьбы огромной на краю
В ладонь замерзшую мою
Ты бездыханная упала.

Весна! Я жив — я слезы лью…
Весна, как грустно мне и чудно —
Как будто спал я непробудно:
Лег молодой, а встал старик,
И сон был грозен и велик.

Весна моя, подольше царствуй,
Храни меня и — благодарствуй.
И, где сойдутся две зари,
Мне двери тихо раствори.

Октябрь семнадцатого года.
Весна встревоженной земли.
Слова: «Вперед, вперед, свобода!» —
Тогда планету потрясли.
В понятье Октября навеки
И воплотилось, и вошло
Величье духа в человеке,
И вдохновенье, и тепло.
Сил созидающих начало
Вошло в движение: «Вперед!»
И слово в мире зазвучало
И стало знаменем: «Народ»…

Смотри на лес, луга, и нивы,
И горы в солнечном дыму…
Ты обладатель их счастливый,
Ты в мире как в своем дому.
Твои богатства в недрах горных,
И блеск в снегах твоих вершин,
И ширь небес — везде, бесспорно
Всему хозяин ты один…
С душой отзывчивой по-детски
Ты смело движешься вперед,
Сравнить тебя мне в мире не с кем,
Мой пробудившийся народ!