Михаил Лопатто - Сердце ночи

Скупая тоска
Повисла над далью лиловой,
И тупо идут облака
К окраине неба багровой.

О горечь больных размышлений,
Часы от заката до сна!
В углу собираются тени.
Камин. Тишина.

Камин горит. А за окном
Мороз и солнце. Свет и тени.
Оледенелый тих наш дом,
Приют цветов, тепла и лени.

По вечерам раскрыт рояль,
Звучат старинные романсы, —
Их беспечальная печаль,
Меланхоличные кадансы.

На полированном столе
Среди романов Вальтер Скотта —
Кувшин и рюмки. На стекле —
Узор со стертой позолотой.

И золотые пузырьки
Блестят в бокале запотелом,
И со стены горят зрачки
Красивой дамы с белым телом.

Рояль звенит: «Так много дней,
А ты придешь ли, милый, дальний?»
Аккорды глуше и нежней,
А на душе — все беспечальней.

Вы помните осенних дней
Ночную жизнь, огни, туманность,
Вдвоем блужданий долгих странность
В жемчужном блеске фонарей,
Когда, подняв воротники,
В кинематограф шли порою,
И Асты Нильсен худобою
Пленялись, чувству вопреки?
Тепло, стрекочет аппарат,
Бренчит рояль, мелькает лента, —
На смену драме — вид Сорренто,
И яхты воду бороздят.

Вы помните мою «Марьет»
И ваши дикие поэмы,
Вино «нюи» и кризантемы,
А кто не помнит ваш берет?
Напомнить многое хочу
Я из того, что вам знакомо.
Извозчик, стой! Ну вот и дома.
Не беспокойтесь. Я плачу.

Всю ночь вдвоем бродили мы
В сиянье фонарей,
С больной тоской — достигнуть тьмы,
О, только тьмы скорей!

В круги слепящей белизны
Вступали мы вдвоем,
И в мутном небе диск луны
Казался фонарем.

Тупик и глухой палисадник,
А конь задыхается сзади,
И мечется бронзовый всадник.
Дрожа, припадаю к ограде.

И вот озираюсь с тоскою.
Пустынно. Вода. Корабли.
С холодною, черной Невою
Там сходится море вдали.

Как прежде ты на фоне дней
Уже не кажешься прекрасной.
Ты стала близкою и ясной,
И я люблю тебя нежней,
Как дождь, туман, часы труда,
С моей тоской однообразной,
Какой-то вялою и праздной
Привязанностью навсегда.

Из пены кружев возникали
Покатые холмы.
О как пленительно в начале
Робеем мы.

Не скинув праздничного платья,
Так сладко вместе лечь,
К устам прижать, сомкнув объятья,
Припухлость плеч.

Я замираю, я немею,
Кружится голова.
Целую волосы и шею
И кружева.

Здесь не жарко. Алы губки.
Вся ты в белом. Влажен взгляд.
В голубом фамильном кубке
Пузырьки вина блестят.

Возбуждаясь легким хмелем
И небрежной лаской рук,
Переводишь ты к постелям
Взор, будящий сердца стук.

Торопливо сбросив платья,
На простыни сладко лечь.
Как волнующи объятья,
Бархатиста кожа плеч!

По желтоватым занавескам
Заря отливами легла.
Таинственным мерцают блеском,
Без рам, большие зеркала.

В них лунный сон еще гнездится
И спящая отражена,
Вся в кружевах. Черны ресницы,
И плеч округла белизна.

Но луч на все кладет румяна
И тонкой пылью золотит
Флакон Герлена и Леграна
И черный твой Александрит.

Моей души прозрачно дно
И ничего в ней нет.
Лишь бледно-желтое вино
И легкий смех Марьет.

Летит бесшумно в ночь мотор,
И ласков лисий мех,
И мне отраден темный взор
И легкий, легкий смех.

Всегда с огнем нестись вперед,
Сливая свежесть уст.
О мрак ночей! О плавный лёт
И взор, который пуст.

Ты сидишь в углу дивана,
Нервно комкая платок.
Тонко-тертые румяна
Оживляют бледность щек.

Как всегда изящны позы
И надушен пряно мех.
Для меня же боль и слезы
Прикрывает громкий смех.

Наша близость все печальней,
Все измученней сердца.
То, что было в нашей спальне, —
Признак близкого конца.

Еще бледна ты и безвольна,
И грусть легла у слабых уст,
Но так покорно, так безбольно,
Так упоительно я пуст.

У зеркала для туалета
Ты пудришь лоб, лицо склонив,
И нежно просишь, неодета,
Чтоб застегнул я сзади лиф.

Но я изнеженно и кротко
Влюблен, упав на скользкий пол,
В твою неровную походку
И в твой надушенный подол.

Побудь еще полуодета,
Склонись, улыбкой опьяня,
И здесь, на холоде паркета,
Люби безвольного меня.

Твой горький рот, пропахший никотином,
Так сладостно с моим играет ртом,
Твой темный взор, доступный всем мужчинам,
Так полно отражен в моем.

И меж грудей пахучая долина
Горит огнем моих безумных губ.
Прильнул, дышу отравой никотина,
И падаю, как труп.

Чужие люди подходили
К тебе смеясь.
Казалось, в мире все забыли
Про нашу связь.

С тобой любезничал мужчина,
А я бледнел
И, нагибаясь у камина,
Ладони грел.

Конечно так: «ничто не вечно».
В твоем саду
Я только странник, только встречный,
И я уйду.

Глаза, голубые когда-то,
Опавшие в сети морщин
(На фоне багряном заката,
Над паром зеленых долин!)

Сидим на скамейке бульвара.
Под ветром укуталась в мех
(Тепло и духи будуара,
Касания, в дрожи, и смех!)

У лаковых плит пьедестала
Дочурка (похожа, светла)!..
Взяла за рукав, прошептала:
«Ты помнишь? Но та умерла…»

Веселье с песней сплетено вокруг стола.
Остроты, ласки и вино вокруг стола.
Желанен каждый гость, и есть для всех венок,
И каждый дружбы лишь звено вокруг стола.
Мы пьем из кубка одного: не хочешь — пей!
Эрота славить нам дано вокруг стола.